Чужеземец. Виталий Каплан
в полутьме лицу богини, хрипло прошептала:
– Госпожа моя, небесная повелительница, хозяйка ночи, грозная луна! Я взываю к тебе, потому что больше ни на кого нет у меня надежды. Умирает мой сын, единственная радость моя, свет жизни моей. Человеческое искусство не может его спасти. Страдает он, мучается. А ведь ему ещё только дюжина годов, он не стал ещё мужчиной, не познал радостей любви, не обрёл мудрости…
«Какой такой мудрости? – промелькнуло во мне что-то холодное и скользкое, точно рыба в ручье. – В лавке овощами торговать, вот его жизненный удел. А мудрость – это для знатных, богатых…»
Но я отогнала эту так некстати ввернувшуюся мыслишку.
– Смилуйся, госпожа! Прошу тебя, пошли ему исцеление! Я даю тебе по обычаю кровь…
Тут я поднялась с колен, взяла свою курицу, возложила на алтарь. Взмах тяжёлого бронзового ножа – и куриная головка покатилась куда-то во тьму, а кровь брызнула на белый мрамор. «Небось, каждый день храмовые служки до блеска оттирают, – вновь что-то ухмыльнулось во мне. – Иначе бы тут такая вонь стояла…»
По незаметному желобу куриная кровь стекала с жертвенника к ногам богини.
– Но это не всё, о великая госпожа. Я знаю, что тебе надо отдавать самое дорогое. Вот, – достала я маленькую серебряную коробочку. Единственные мои драгоценности, свадебный подарок покойного Гирроуги. – Я отдаю тебе это рубиновое ожерелье. Конечно, что тебе земные камни, когда самые яркие звёзды украшают тебя? Но пусть к рубинам прибавится ещё и это…
Наклонившись перед жертвенником, я вытянула левую руку, и крепко сжав зубы, резанула тем же бронзовым ножом свою кожу. Несильно, не так, чтобы перерезать вену – но тонкая тёмная струйка скатилась на мрамор.
– Я даю тебе свою кровь, тёплую человеческую кровь. И прошу у тебя исцеления своему сыну. Сжалься, госпожа!
Всё было сказано, всё было сделано. Я обмотала порезанную руку тряпкой, спрятала в сумку нож, завязала тесёмки – с трудом, в темноте, в полторы руки. И встала перед богиней.
Луна за это время чуть сместилась, и теперь широкий поток света падал на её лицо. Холодное, белое, равнодушное лицо. Кусок мрамора. Я ждала. Ждала хоть какого-то знака, хоть какого-то отзвука – но было тихо и пусто. Надежда моя таяла, как огарок свечи.
И тут оно всё и случилось. Внезапное, гулкое и страшное понимание. Сердце метнулось – и, почудилось мне, упало на тёмные плиты пола, разбилось глиняной миской. Пустота! Там, за этим мраморным лицом – пустота! И за лунным глазом, и за гранью небес. Есть лишь холодный ночной воздух, есть бусинки звёзд, а богов – нет. Никаких Господ, Хозяев и Правителей. Обман. И не кто-то могучий да хитрый обманывает нас – это мы сами… Каждый сам себя, и все вместе – друг друга…
Выбежала из какой-то щели жирная крыса, поводила острой мордочкой – учуяла, стало быть, куриную кровь. И не только куриную. Воровато глянула на меня – не претендую ли на её добычу? – и одним прыжком взлетела на мраморный жертвенник, где валялась обескровленная тушка.
Что