Подобный Богу мужчина – 2. Золотой господин. Алёна Холмирзаева
держать рот на замке и растрепала маме о том, что Микаэль меня бил.
– Господи, мама, уже прошло столько времени – там ничего нет! – раздраженно бросила я, отталкивая ее от себя.
– А это что? – спросила она, притаскивая меня к зеркалу. Действительно, внизу спины еще виднелся одинокий след от ремня.
– Мама, хватит, оставь меня в покое! – потребовала я, не желая видеть этого, не желая вспоминать насилия, побоев, унижения.
– Анна, ты что, совсем потеряла рассудок? Посмотри на это! Смотри! – мама сорвалась на крик и я испугалась, потому что никогда раньше не видела ее такой злой, такой разочарованной и несчастной.
– Мама, это не то, что ты думаешь! – попыталась успокоить ее я. – Мы просто… он использовал это для удовольствия, понимаешь? Это была игра, это несерьезно!
– След от удара, который не проходит более двух недель, это очень серьезно! Ты совсем глупая? Не понимаешь? Это не шутки, Анна! Он поднял на тебя руку однажды, и все мы стерпели, но это повторилось! И повторится снова, и снова! Я не для того тебя рожала, чтоб какой-то ублюдок над тобой издевался! Ты мой ребенок, моя кровь и плоть, ты мое все, я не переживу, если с тобой что-то случится! – мама уже плакала, а я просто опешила от того, что происходило, от того, как расстроена она была. А если бы она увидела меня сразу после того, как он меня избил? Тогда, когда на мне живого места не было… Она бы придушила его собственными руками, за то, что посмел поднять руку на ребенка, которого она сама ни разу не ударила. Мама рыдала, поглаживая мой шрам, так, словно хотела исцелить меня, так, словно хотела забрать себе мою боль, и мне стало так жаль ее, потому что я понимала ее, но в то же время, я так привыкла быть битой, что для меня это давно стало нормой. Да, Микаэль избивал меня, бил сильно, жестко, больно, и что с того, если мне из его рук даже наказание сладко?
Мама обняла меня, стала целовать, громко рыдая и всхлипывая. Она долго не могла успокоиться и мы просидели с ней несколько часов, прежде чем мне удалось убедить ее в том, что все было не так плохо, как выглядело со стороны. Мне пришлось ей все рассказать, все, с самого начала, все, кроме моего самого большого позора. И когда я вслух проговорила все это, то заметила, что на самом деле хорошего было не так много, счастливые моменты можно было сосчитать на пальцах, а вот плакала с ним я едва ли не каждый день… Я словно прозрела, я будто увидела все со стороны, и мне стало стыдно за себя, за то, что терпела, за то, что после всего этого, все равно хотела быть с ним, хотела вернуться. Насколько же я была слабой, никчемной… не удивительно, что он не уважал меня, я и сама себя не уважала. Он относился ко мне, как я сама к себе относилась. Я говорила, что я ничто, и так оно и было, я унижалась, а он унижал, он бил, а я позволяла, он был моим тираном, а я его жертвой… Во всем был виноват не только он, мы вдвоем, одинаково несли ответственность за произошедшее. У нас были зависимые отношения: ему нужно было само утверждаться за чей-то счет, а мне