Гнезда русской культуры (кружок и семья). Юрий Владимирович Манн

      Гомер, Шекспир, Гете, Шиллер, Гофман… Вот кто были властителями дум в кружке Станкевича, воспитателями истинного вкуса.

      А из русских, конечно, Пушкин. Правда, вначале отношения Станкевича и его друзей с творчеством Пушкина складывались непросто, драматично.

      В октябре 1834 года Станкевич мельком заметил, что «Конек-горбунок» Ершова принадлежит к тому «ложному роду» литературы – речь идет, конечно, о сказках, – который «изобрел» Пушкин, «когда начал угасать поэтический огонь в душе его».

      В конце 1834 года об угасании таланта Пушкина писал и Белинский в «Литературных мечтаниях»: «Где теперь эти звуки, в коих слышалось бывало то удалое разгулье, то сердечная тоска, где эти вспышки пламенного и глубокого чувства, потрясавшего сердца, сжимавшего и волновавшего груди, эти вспышки остроумия тонкого и язвительного, этой иронии, вместе злой и тоскливой…». Правда, Белинский говорит, что о «Пушкине судить не легко», надеется, что он еще «подарит нас новыми созданиями, которые будут выше прежних», но пока положение кажется ему безрадостным: Пушкин если и не «умер», то «обмер на время».

      И это говорилось об авторе сказок, «Повестей Белкина», многих замечательных лирических стихотворений! Нет, Пушкин не «обмер», не остановился в своем развитии; но он достиг такой безыскусственной простоты и гармоничности выражения, которая большинству его современников, в том числе участникам кружка Станкевича, была еще недоступна. Она представлялась им непоэзией, отсутствием поэзии.

      И в этом непонимании, эстетической глухоте виновата была отчасти и романтическая философская настроенность молодых мыслителей. Перечитайте только что приведенную «жалобу» Белинского: он мечтает о произведениях, в которых бы слышалось «то удалое разгулье, то сердечная тоска», где виделись бы «вспышки пламенного и глубокого чувства», «потрясавшего сердца» и т. д. Словом, он ждет произведений, художественный смысл которых выразился бы отчетливо и сильно, философская значительность которых была бы очевидна. Ведь не зря же писал Белинский, что «искусство есть выражение великой идеи вселенной в ее бесконечно разнообразных явлениях». Критик распространял на искусство выводы, которые вытекали из философской картины мира как вечно развивающейся идеи. Художник обязан подсмотреть ее движение, запечатлеть в образах ее изменчивые лики.

      Но как быть с произведениями, в которых философское содержание никак не подчеркивалось? Смысл которых, как подземные воды, струился бесшумно и глубоко?.. Понадобилось несколько лет, чтобы Станкевичу и Белинскому открылось высокое содержание последних произведений Пушкина.

      К середине 30-х годов первым русским писателем в глазах Станкевича и его друзей стал Гоголь. «В настоящее время он является главою литературы, главою поэтов; он становится на место, оставленное Пушкиным». Такой вывод сделал Белинский в 1835 году в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя». Причем звучало это как твердое убеждение