Хеопс. Игорь Олен
флот и плыл. Никто не смел флот проверить. Да и кто б вздумал, что средь законно собранных волей чати детей – общинники, схваченные преступно?
Сéнмут ужесточил разбой: был близок ном его, где служили Амону, где были Фивы, где на окраинах близ песков лет триста стоял дом Сéнмута.
Родина встретила парой плотов с детьми. Он, проверив всем зубы, девочкам – девственность, подписал акт приёмки, вслед за чем приглашён был к номарху. Весь путь он скрёб землю длинным мечом своим, висшим с пояса. Приняли его с музыкой, и с вином, и с яствами. Он пил пиво, глядя невидяще, если спрашивали, – и ушёл вдруг, очень невежливо. Ибо мог только ночью новых рабов своих скрыть в вотчине.
– Мать, – он сказал. – Прячь этих, и пусть работают.
Ночью же он отплыл. «Налаживается…» – мнил он, сидя в каюте с пивом.
После он вышел. Звёзды мохнатились на эбеновом лоне Нут8. Нил тёк тихо; фыркали бегемоты; и из далёкой тьмы нёсся хохот гиен. Хлопнулась в мачту птица… Сéнмут, пройдя к детям, выискал мальчика и повёл с собой…
Дети собраны были в Мемфис для продаж в Азию.
Море ровно… Ра блистал в водах, воды влекли барку лёгкими ветерками. Парус округло полнился. Царь проплыл в Ливию, где пустыня мертвела в диком безлюдье, а после – в Азию, где торговые лодки, плававшие в Египет, ждали царя мира кланяясь и навязывали товар. Он тогда отдавал приказ, сто вёсел падали, барка вмиг удалялась, как сказочное виденье.
Море дышало волей. Не было Нила между пустынь и круч, ни городов, ни люда, требующего чина, ни мрачных склепов, ни Мемфиса с троном, где требовалось сидеть и править. Здесь он был лишь с Эсмэ. Там чин – здесь любовь.
Однажды им опустили сетку, и они плавали. Хеопс вырвался и поплыл вдаль. Раз, обернувшись, он не увидел барки. Страх сжал его, и он понял – сколько б ни плыл, край не достигнет и не узнает, что там, в конце вод; устанет либо умрёт от старости… И любой корабль не достигнет край – рассыплется… И жрецы с мудрецами, сколько б ни жили, истины не постигнут: краток срок жизни… Тайна, видать, за смертью, – там, в преисподней, средь правогласных, как зовут мёртвых, в царстве их… То есть он после смерти лишь всё поймёт – смысл жизни. Ибо он жаждет смысла! В сердце его есть большее, чем вся власть его, и Египет, и мир весь – даже любовь, что вырвала вдруг его на свободу, как сам он выплыл в даль моря, где у него нет знаний, как плыть, куда плыть…
Рванув вспять, он в волнах встретил барахтавшуюся Эсмэ. И понял: любовь сродни воле, ибо не знает норм. Эсмэ кинулась в водный хаос из-за невидимых в сердце чувств к нему, всё бросив, и лишь крест жизни надела кольцом на локоть.
Вернулись. Их подняли в сетке.
– Знаю, где истина, – молвил Хеопс, трясясь. – За гробом.
– Любимый! – плакала женщина. Локоны липли ко лбу её и щекам.
Барка плыла к Египту. Пустыня оборвалась, начав Дельту с её яркой зеленью… К западу восставал столб
Богиня ночи в Древнем Египте.