Багровый лепесток и белый. Мишель Фейбер
женщина кончиками пальцев поглаживает себя по горлу:
– Знаете, я ведь не второго сорта товар предлагаю. Я ничем не хуже любой из девушек Кастауэй.
Уильям снова бросает истомленный взгляд на дверь. Если он сейчас вскочит на ноги и выбежит из «Камелька», не разразятся ли все мужчины и женщины, какие здесь есть, издевательским гиканьем?
– Ну ладно, – произносит одна из девушек и складывает на столике руки, помещая поверх предплечий грудь (насколько то позволяет ее туго стянутый по моде лиф). – Ладно, лучше расскажите нам о себе, сэр.
Лицо ее вдруг утрачивает шаловливое выражение, становясь едва ли не почтительным.
– Давайте я догадаюсь, – говорит другая, самая робкая из трех. – Вы писатель.
Это без всякой задней мысли выбранное слово производит на Уильяма впечатление не то удара в лицо, не то ласки. И что ему остается, как не перевести взгляд на девушку и не спросить якобы изумленно:
– Да?
– Уверена, это такая скучная жизнь, – высказывается прорицательница.
Теперь все три говорят серьезно – они задели его гордость и хотят искупить свою вину.
– Да, я пишу, – уточняет Уильям, – для самых лучших ежемесячных изданий. Я критик – и романист.
– О боже! А как называются ваши книги?
Уильям на выбор называет одну из тех книг, которые он собирается – когда-нибудь – написать.
– «Ниспровержение мамоны», – говорит он.
Две девицы ухмыляются, третья выпячивает на рыбий манер губы, безмолвно проверяя, удастся ли ей повторить название столь экзотическое. Ни одной из них и в голову не приходит сообщить ему о том, что в «Камельке» критики и будущие романисты просто кишат кишмя.
– Моя фамилия Хант, – импровизирует Уильям. – Джордж У. Хант.
Внутренне он – шарлатан, существо, доведенное издевательствами отца до необходимости передвигаться на четвереньках, – корчится от стыда. Ступай домой, почитай о ценах на навоз! – такой приказ звучит в его ушах, однако Уильям топит его в большом глотке эля.
Самая образованная из трех блудниц задумчиво сужает глаза, словно смущенная некой загадкой.
– И при этом мистеру Ханту нужна Конфетка, – произносит она. – Конфетка и никто больше. Так чего же, чего может хотеть… мистер Хант? Мммм?
Подружка ее тут же отвечает:
– Он хочет поговорить с ней про книжки.
– О господи.
– Выходит, среди критиков у Джорджа друзей нет, так?
– Как это грустно.
Осажденный со всех сторон Рэкхэм стоически улыбается. Ему кажется, что вот уже долгое время никто больше в «Камелек» не заходит.
– А хорошая нынче стоит погода, – ни с того ни с сего замечает наименее образованная из этих трех. – В ноябре было намного хуже.
– Ну, это если тебе по душе снег с дождем, – отвечает одна из двух других, неторопливо сбирая подол платья в складки и сооружая из них подобие саржевого сугроба.
– Не забывайте, у нашего мистера Ханта особые вкусы.
– Вы уже