Лилия Белая. Эпический роман. Лариса Малмыгина
Тиши Баранова нежно шептал умирающей от горя и блаженства девушке скорбные слова прощания.
Глава 9 Начало
Всю ночь Улюшку мучили кошмары, будто звал ее к себе Тришка поганый, да папаша его меж молодоженами грудью встал. А утром, лишь забрезжил несмелый рассвет, Уля открыла глаза и неожиданно поняла, что здорова. Она с подозрением прислушалась к своим внутренностям и с восхищением осознала, что у нее ничего не болит. Как в той жизни, когда она была простой крестьянской девкой, работающей до пота по дому и встречающей на каждом шагу восхищенные взоры односельчан. Девушка сладко зевнула и, поднатужившись, легко вспорхнула с надоевшей до спазмов в животе постели. Почему-то закачались окружающие предметы, их немедленно заволокло сизой, с поблескивающими желтыми крапинками, дымкой, а потом, когда растаял противоестественный густой туман, Улюшка увидела на рядом стоящем топчане безмятежно почивающего Мороза.
Раскинув сильные руки, он мирно втягивал в себя тот же самый воздух, которым дышала и она, отвергнутая взыскательными сельчанами сиротинушка. И тогда сердце дрогнуло в изболевшейся груди Уленьки, и тогда горькие слезы навернулись на ее большие голубые глаза. Отчего не встретила она Германа, когда была еще жива матушка? Отчего вышла за слюнявого Трифона? Неужто не простит добрый молодец ее былого замужества? Всхлипнув, беглянка неожиданно осознала, что не спит более ее возлюбленный, а исподтишка наблюдает за ней.
– Итак, завтра едем в Сорокино, – улыбаясь, как ни в чем не бывало, возвестил новоявленную невесту юноша. – Сейчас, при новой власти, взять развод не так уж и сложно.
– Ты с ума сошел! – ахнула Улюшка и вспомнила грозного Дементия Евсеича да преданных батраков его.
– Не бойся, – приподнимаясь на локте, успокоил девушку Герман, – Не родился еще тот человек, который бы одолеть меня мог.
Уля не спорила. Она была не приучена прекословить мужикам, ибо мужики были хозяевами жизни, а не они, бабы.
Не проронив ни слова, она положила в узел немудреные пожитки Мороза и весело бренчащие монетки, дарованные ей диковинной Марфой-колдуньей. Сало, преподнесенное загадочной ведуньей, было давно и с удовольствием съедено, а из малого количества его Герман сделал целебную мазь, которой, во избежание пролежней, ежедневно смазывал нежное тело хворающей. Думать о Тришке сбежавшая жена боялась, но раз сказано ей было собираться, то делать тут уж было нечего.
– Ужинать, – пригласил к столу девушку ее напророченный нареченный и торжественно поставил на выскобленные добела доски чугунок с дымящимися картошками в мундире.
Вздохнув, Ульяна опустилась на лавку подле новоявленного жениха и, обжигаясь, взяла в руки остатки былого провианта.
Неожиданно в окно постучали.
– Хозяин! – крикнул кто-то, находившийся по ту сторону избы.
Мороз вздрогнул, и мертвенная бледность молниеносно