Лилия Белая. Эпический роман. Лариса Малмыгина
не помнит. Только помнит она, как ожесточившись на варварский род людской, больно хлестали ветки по ее обмороженным щекам, да где-то вдалеке непрерывно ухал незримый филин. Наконец, небогато обставленная изба, насквозь пропахшая луговыми цветами, и почерневший от времени булькающий котел, который явил ее раздувающимся от быстрого хода ноздрям что-то чрезвычайно аппетитное, предстали затравленному взору беглянки.
– Сначала выпей, – протянула кружку с неизвестным напитком старая черноглазая женщина и неуловимым движением скинула с себя аккуратно залатанный черный полушубок.
Множественные морщинки бороздили ее бледное до синевы лицо и придавали ему необъяснимое очарование.
– Благодарствую, – поддаваясь этому необъяснимому очарованию, разомкнула оледеневшие губы девушка и с жадностью припала к горько-сладкому травяному настою.
– Карр, – одобрил поведение незнакомки некто, притаившийся в дальнем углу горницы. – Крроха! Крраля! Корролева.
Наталья вздрогнула и резко обернулась на диковинный гортанный голос.
Большая черная птица восседала на покрытом душистыми травами топчане и, будто насмехаясь над нечаянной зрительницей, неуклюже кланялась ей.
– Это Кирк, – проследив взгляд ошеломленной девушки, тяжело усмехнулась чернокнижница. – Не обязательно иметь человеческое тулово, чтобы обладать рыцарским сердцем.
Что такое «рыцарским», Наталья не знала, но решила не выдавать своего зазорного невежества.
– Ворронн, – пояснил слова хозяйки ее говорливый друг. – Благорродство! Сверркание! Соверршенство!
– А теперь спать, – распорядилась владелица дома и распахнула пеструю занавеску, за которой стояла разобранная, готовая к приему гостьи, кровать.
Ночь прошла как одно мгновение. Видимо, горьковато-сладкий травяной настой обладал чудодейственной силой матушки земли, дарующей успокоение и излечение тем, кто верует в ее мудрость и мощь.
Блаженно потянувшись, Наталья открыла глаза и, растерянно оглядевшись по сторонам, стремительно вскочила на ноги. В подслеповатое окошко с любопытством заглядывала мохнатая лапа ели, на которой пристроилась весело щебечущая синичка.
«Где я»? – озадаченно подумала беглянка и отдернула плотную, тщательно заштопанную шторку, отделяющую ее крохотную светелку от большой, заваленной различными дикоросами, горницы.
На столе, рядышком с кринкой, доверху наполненной молоком, и краюхой черного хлеба переминался с ноги на ногу вчерашний словоохотливый ворон.
– Прривет, – покосился на гостью черным любопытным оком любимец хозяйки дома.
«Причудилось», – помотала головой Натальюшка и взглядом поискала рукомойник.
– Он здесь, – проговорил кто-то над самой головой.
На печи, укрывшись старой шубейкой, возлежала Марфа, и пунцовое ее лицо сливалось с красным шерстяным платком,