Взорвать Манхэттен. Андрей Молчанов
положения. Катастрофа может грянуть тогда, когда меня настигнет старость, и я не смогу помочь ни себе, ни им. Новая культура ниспровергла все наши былые ценности, стандарты истины, этики, справедливости, в том числе – веру в Бога, и теперь приходится прилаживаться к ее победному шествию, с горечью постигая кардинальное обновление образа мыслей нового поколения. И этот сдвиг в человеческом мышлении определит всю дальнейшую историю, полагаю, безрадостную.
И вот на своем старом горбу я должен вынести агонию американской цивилизации и всю несостоятельность нашей нынешней политики, экономики и нравственности. И в скором времени предполагается, что я возглавлю Большой Совет. У меня нет на это ни сил, ни духа. Но я с недоумением сознаю, что это место мне нравится и я совершенно не против такой идеи.
МАКСИМ ТРОФИМОВ
Я вынырнул в довольно странную реальность, поначалу показавшуюся мне сном. Я лежал на широкой и низкой кровати в полутемной комнате с тяжелыми шторами на окнах. Пробивающийся в их щели свет тускленько озарял крашенный коричневым суриком деревянный пол, простенькую мебель – стол с парой стульев, тумбочку с телевизором и завешанные коврами стены.
Как нечто привидевшееся я вспомнил бой, свое падение в черноту, но последующее ощущение тупой боли в плече подтвердило, что бой был и закончился для нас плачевно, а вот каким образом я оказался в мирной и сонной комнатке неизвестного населенного пункта – загадка.
Скрипнула дверь, и в ее проем влезла любопытствующая бородатая физиономия.
Одного взгляда на физиономию мне хватило, чтобы осознать свое положение: я у чеченских боевиков. А, судя по тому, что лежу на чистой простынке, а на плече у меня беленькая, отпахивающая йодом повязка, мой спасительный план сработал: меня приняли за Томаса Левинтона, захваченного в плен российским спецназом и, соответственно, из плена вызволили.
Заметив мой осмысленный взор, торчащая в двери голова с иссиня-черной бородой, осведомилась:
– Ты как, брат?
Вопрос прозвучал по-русски, с явным местным акцентом. Из всех кавказских народов только у чеченцев такой акцент – резкий, с оттенком угрозы и пренебрежения.
– О’кей… – обтекаемо выдохнул я.
Вслед за головой в комнату протиснулось громоздкое, широкоплечее туловище в камуфляже.
Подойдя к кровати, бородач присел на нее край и, бесстрастным взором уставившись на меня, продолжил:
– Ты у своих, не беспокойся. Раны твои – пустяк, но сутки должен отлежаться. – Не дождавшись от меня ответа, с некоторой растерянностью произнес: – Аслан сказал, по-русски ты понимаешь, ведь да?
Я кивнул.
– С Асланом мы связались, он хотел сюда с ребятами идти, но сейчас нельзя: русаки все перекрыли, скоро появятся здесь.
Хорошо, что здесь не появится этот самый Аслан, подумал я, представив себе нашу встречу и мое плачевное будущее, связанное с ней.
– Пришел