Грёзы Февра. Джордж Мартин
совокупным усилиям паровых машин и скорости реки, двигалось все быстрее и быстрее, стремительное, как мечта моряка, стремительное, как грехопадение, стремительное, как сам «Эклипс». Высоко над головами две стройные трубы выпустили два длинных клуба черного дыма. Рассыпался, чтобы исчезнуть позади, фейерверк искр, похожий на рой красных и оранжевых светляков. Отдельные искры долетали до воды. Для Эбнера Марша зрелище дыма, пара и мерцающих искр было более прекрасным и грандиозным, чем фейерверк в Луисвилле, виденный им четвертого июля.
Наконец рулевой протянул руку и подал паровой гудок, длинный пронзительный свист которого почти оглушил всех. Тон его ласкал Маршу слух: мощный, с надрывом, он должен был быть слышен на многие мили вокруг.
Только когда огни Луисвилла и Нью-Олбани исчезли за их спинами и «Грезы Февра», окутанный паром, принялся плавно рассекать грудью гладь вод, заключенную между берегами, черную и пустынную, как столетие назад, Эбнер Марш увидел, что на капитанский мостик поднялся Джошуа Йорк.
Одет он был с иголочки, в белоснежных штанах и таком же фраке, в жилете густо-голубого цвета и белой сорочке с многочисленными рюшами, воланами и кружевами. На шее повязан голубой шелковый галстук. Из кармашка жилета свешивалась серебряная цепь от часов. Один из бледных пальцев украшал большой серебряный перстень со сверкающим голубым камнем. Белый и голубой в сочетании с серебром были цветами парохода, и Йорк выглядел неотъемлемой частью его.
– О, мне нравится твой костюм, Джошуа, – не преминул заметить Марш.
Йорк улыбнулся:
– Спасибо, он как будто к месту. Ты тоже выглядишь потрясающе.
Марш купил себе новый капитанский китель с блестящими медными пуговицами и фуражку с вышитым на ней серебряной нитью названием парохода.
– Да-а-а, – протянул Марш. С комплиментами у него дела обстояли туго, гораздо проще и легче ему было выругаться. – Ты уже проснулся, когда мы отчаливали?
Большую часть дня, пока Марш, обливаясь потом и нервничая, фактически выполнял обязанности капитана, Йорк проспал у себя в капитанской каюте, размещенной на палубной надстройке. Марш постепенно привыкал к образу жизни, который вел Йорк и его компаньоны: днем они почивали и бодрствовали ночью. Как-то раз он выразил свое удивление; Джошуа только улыбнулся и снова прочел ему стихотворение о «броском одеянье дня».
– Я стоял на штормовом мостике перед трубами и видел, как мы отчаливали. Там было довольно прохладно.
– При быстром движении судна возникает сильный ветер, – пояснил Марш. – Значения не имеет, какая жаркая стоит погода или как сильно горят топки. Наверху всегда приятно и прохладно. Иногда я испытываю жалость к тем, кто едет на основной палубе, но что, черт возьми, я могу поделать, если за такой проезд они платят жалкий доллар.
– Конечно, – согласился Джошуа.
В этот