Барабаны летают в огне. Петр Александрович Альшевский
кто-то из вас про нее послушать хотел.
Я хотел, сказал Онисифор. Кроме нее, вы мне еще про мертвую девушку не рассказали.
ХУЖЕ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ, усмехнулся Куперидис. Рветесь про покойницу разузнать, а я, скрытный тип, умалчиваю. А ненасытный свинарь на покойнице придремнул. Грудки ей сжал и лбом ей в животик. Мертвее ее он выглядит. При взоре на них прохладное ощущении временности всех и всего в меня входит. Если говорить объективно, чувствую я себя ничего.
А если необъективно? – проворчал Онисифор.
То великолепно. Ладно, сейчас не обо мне, а о высокородной госпоже Гунь. Как и многие из ее сословия, она была сумасбродкой. Мужа у моей бабушки отбила, бесподобным сексом с ним упилась и жизнерадостность из нее утекла. Закрома у тебя набиты, мужик тебя дерет, для какой женщины это ПОЗИТИВНОСТЬЮ НЕ ПОСЛУЖИТ? Но госпожу Гунь взяла в оборот неотгоняемая грусть.
Обзаведись моя бабушка кем-нибудь взамен мужа, госпожу Гунь, наверно бы, отпустило, но соглядатаи доносили ей, что моя бабушка одна. Она покинута, глаза у нее всегда на мокром месте, развеселись она, и госпожи Гунь настроение бы подскочило, но здесь-то хмурь чем выполешь…
Клоуна бы ей на дом заказала, промолвил Ферастулос.
Госпожа Гунь моей бабушке? – процедил Куперидис. – Мужа я у вас забрала, и вы плачете, но вот вам клоун, и вы, пожалуйста, смейтесь? В сознании у тебя деформация… неисправимая.
А в Китае приглашенные на дом клоуны лишь попыткой вызвать смех ограничиваются? – осведомился Ферастулос.
А где-нибудь их обязанности простираются дальше? – переспросил Куперидис.
В Келокедаре. У тебя в Келокедаре никого?
С КЕМ-ТО ИЗ КЕЛОКЕДАРА жизнь меня сводила, пробормотал Куперидис. Вспомнил, с кем! Помиримся с ним мы нескоро.
Буйно, похоже, рассорились, промолвил Ферастулос. Ты-то хоть навешал ему не меньше, чем он тебе?
Мы в Перистероне, за столиком кафе с ним сошлись, сказал Куперидис. Поддали и языки развязались. Каждый пил свое, но затем он рюмку мне, я ему, он мне сказал, что он из Келокедара, а я ему, что в банке работаю.
Из кафе мы на дискотеку, с нее на какую-то тусовку, гульнули мы с ним угарно. Ему силы часов в пять утра изменили, а я бы в пять дерево вырвал, настолько они меня переполняли.
В ШЕСТЬ ПОПЛЫЛ И Я. В части города мы не моей, на горизонте никакие привычные черты не маячат, а мне и его куда-нибудь довести надо и на службу через час поспеть.
Я ему втолковываю, что таскать его до полудня я не смогу и поэтому ты, друг, оглядись: на что ты в состоянии рассчитывать там, где мы с тобой находимся? У тебя тут рядом квартира твоя, твоего брата, твоей любовницы, кому мне здесь тебя сбросить удастся?
Деньги мы прокутили и следовательно в такси мы садиться не будем, но если ты мне не скажешь, к кому нам с тобой направляться, на лавку в скверу ты сядешь.
Название улицы,