Сказки о разном. Руслан Нурушев
не веря в происходящее, – ведь она должна проснуться! ведь так предписано сказанием и звездами! – поцеловал ее еще раз, а затем еще и еще. Но всё было тщетно, и тогда я упал на пол и заплакал – горе мне! горе!
С той поры прошло уже много лет, а может, и веков, – кто может знать это в месте, где время почти остановилось? – но я до сих пор сижу здесь, в ее спальне, у изголовья кровати. Зачем? – Не знаю сам. Может, просто потому, что готовили именно к этому и только к этому – быть рядом с ней, – ведь это предначертано небом. Я не знаю, что делать в этом мире, если рядом нет ее. Куда идти? Я не умею жить для чего-либо другого, я ничего не умею, ни к чему не способен, – я могу быть только рядом с ней. Наверно, это не любовь – иначе бы она проснулась, – просто я не могу по-другому.
Калиостро говорил, что в замке время давно остановилось, но он ошибался. И дело не в том, что я стал стареть и терять волосы (ведь я пришел сюда извне). Я стал замечать в последнее время, как меняется сама принцесса: я видел, как появились у нее на висках первые седые пряди, а под глазами – почти неразличимые морщинки, как слегка поувяло лицо. А вчера видел, как в соседнем зале рассыпалась в прах от старости фигурка королевского камердинера. Время здесь шло, хоть и очень медленно, можно сказать ползло, оно не текло, оно капало.
Хотя, может, граф был и прав, – может, это я сдвинул застывшее здесь время с мертвой точки. Наверно, моего поцелуя оказалось недостаточно, чтобы разбудить принцессу, но, возможно, этого было достаточно, чтобы запустить остановившийся маятник, я не знаю, но я знаю, что замок чуть-чуть ожил. Раз в месяц, когда луна становится полной и свет ее нестерпимо ярок, когда озеро за окном вспыхивает серебристыми бликами и искрами, а тени ложатся на пол спальни четкими и резкими, в прежде безмолвных залах и коридорах начинается тихое движение. И я слышу шорохи, чьи-то вздохи, порой замечаю на другой день, как сдвинулась фигурка слуги или пажа со своего места или изменила позу, выражение лица. Я замечаю в такие дни, как начинает что-то волноваться и в принцессе: щеки ее розовеют, дыхание учащается. А один раз она и вовсе приоткрыла глаза (именно тогда я увидел, что они не голубые), – взгляд ее был отрешенный, затуманенный, ничего не видящий, но это было только раз, только мгновение.
В остальное время в замке тихо и безмолвно – ни единого звука, лишь стукнет иногда ветер плохо прикрытой ставней да тоскливо завоет в трубе. Иногда я хожу гулять к озеру – его зеркальная гладь с серебристой лунной дорожкой, пустынные берега и сама луна, безмолвная, застывшая в вечном зените, успокаивающе действуют на меня. А иногда просто брожу вокруг замка, но это бывает не столь часто, – ведь я пришел сюда не из-за озера или лунного пейзажа, я пришел за мечтой, за своим детским сном, а нашел спящую явь. Мне ничего не надо, мне никто не нужен – я готов часами и сутками не отходя находиться у ее кровати, – что мне еще делать?
Иногда