Музыкальный приворот. На волнах оригами. Анна Джейн
был немногословным его ответ.
– А, ну да, ты же поклонник творчества Томаса, – даже немного обиделась я за неизвестного художника.
– В первую очередь, я твой поклонник, – сказал Тропинин лениво. – Все остальное волнует меня гораздо меньше.
– Да? – улыбнулась я ему. – Тогда скажи, почему ты вчера согласился играть для господина Бартолини?
– Катя, – мягко произнес Антон. – У меня вопрос встречный. Почему ты все-таки считаешь меня идиотом?
Я в некотором замешательстве посмотрела на него и, протянув через столик руку, ласково коснулась его щеки.
Он молчал, а я продолжила:
– Ты же всегда себя так ведешь – дерзко, резко. И не поймешь, что у тебя на уме. Как будто бы тебя действительно почти ничего и не волнует. Только не подумай, что я критикую, просто… Было так странно, – мягко добавила я.
– Странно? Пожалуй, – он поставил оба локтя на стол, положив подбородок на сцепленные пальцы. – Катя, ты знаешь, зачем этот итальянец приехал к вам?
– В гости к Томасу? – наивно предположила я, вдруг поняв, что я упустила что-то важное.
Опять известный детектив Катрина Холмс упустила что-то важное! Уму непостижимо!
– Отчасти. – Антон смотрел мне прямо в глаза. – Он – меценат. Спонсор. Большой босс, который решает, кому давать бабки, а кому – нет, – неизящно выразился о деньгах Кейтон. – Пока я сидел с ними, узнал – этот Бартолини хочет провести персональную выставку Томаса в Риме. Как думаешь, если бы я его послал ко всем итальянским чертям, каков бы был шанс, что он не оскорбился и не кинул твоего отца? Тех, кто мнит себя художниками, сейчас гораздо больше, чем тех, кто просто умеет рисовать, – вдруг с непонятной горечью добавил он, чуть отвернувшись в сторону и сердито глядя в пол.
Только еще несколько минут назад он был спокойным, как море в штиль, а теперь я чувствовала, как в нем бушует настоящий шторм, которому он, однако, не дает выхода. А что мне делать, если вдруг этот шторм все же вырвется наружу? Как его успокаивать?
А Антон продолжал:
– И, поверь, малыш, они куда более ловкие, чем Томас Радов со своей наивностью. Я понял, в кого ты пошла, – он со странной улыбкой вдруг провел большим пальцем по моим губам. – В своего отца. Я боюсь отдавать тебя реальности. Она тебя съест.
– А тебя пожалеет? – почувствовала я, как вспыхнули щеки. Кажется, Тропинин задел какие-то мои внутренние душевные струны.
– Мы с ней в конфронтации, – сообщил Тропинин. Кажется, все-таки он успокоился. – И моя борьба с ней вполне успешна.
Я тяжело вздохнула.
– Вы что-нибудь выбрали? – вовремя вклинилась в наш разговор подошедшая официантка.
Антон, мельком глянув в раскрытое перед ним меню, заказал мясо с овощами с каким-то чудным соусом и холодный кофе.
– Катя? – посмотрел он на меня.
Я лихорадочно принялась переворачивать страницы, выбрав, в конце концов, какой-то салат и клубничный лимонад.
И мы вновь остались вдвоем.
– Катя,