Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди. Виталий Шипаков
атаман. Испытующе взглянув на Ваньку, он неожиданно спросил:
– Может быть, со мной пойдешь, в бедности-то проживать еще не надоело? Ты парень уже взрослый, пришло время оружие, коней да одежду казаку подобающую справить, а у тебя, как погляжу, кроме батькина кинжала да перстня давешнего нету ничего. Сам вон какой тощий, наверное, с попом только рыбой и питаетесь, хлеба даже вдоволь не едите. И испытать в бою себя давно пора, одно дело сабелькой играючись махать, а вражью кровь пролить – совсем иное.
– Да я бы всей душою рад, но боюсь, Герасим воспротивится, – неуверенно ответил Ванька.
– Ты погости еще маленечко в станице, а я тем временем его уговорю.
– Ну, к попу тебе ходить, пожалуй, незачем, благословенья на разбой Герасим все одно не даст, ему по сану это не положено, – засмеялся разбойный атаман. – Да и тебе не пристало за грехи свои ответ на чужие плечи перекладывать, – поучительно уже добавил он.
– Сам решай, как дальше жить, чернецом-монахом становиться – занятие тоже неплохое, правда, для убогих, или вольным воином быть. Тут ни я, ни поп тебе не советчики.
Мало кто в пятнадцать лет откажется пойти за славой и богатством, Княжич тоже не устоял перед соблазном. Однако, чтоб развеять до конца свои сомнения, он вопросил Кольцо:
– Иван, а добро чужое грабить шибко плохо иль не очень?
– Об этом, парень, вовсе не печалься, мы ж не у какогонибудь бедолаги кусок хлеба отнять намереваемся, мы за боярским золотом идем. Не знаю, кому как, но моя душа в подобных случаях всегда спокойна, потому что во всем мире, а на Руси особенно, богатство лишь обманом с грабежом и наживается. Вот пускай царев любимец тоже ощутит, как своего добра лишаться. Наше дело – грабь награбленное, на то мы и казаки. Должен же кто-то кровососов проучить, коль у самих холопов на это духу не хватает. Ну так как, идешь со мной?
В пестрых Ванькиных глазах разбойным блеском полыхнули зеленые искорки, и он уверенно ответил:
– Иду. Когда отправимся, мне же надо еще справу раздобыть да с мамой попрощаться.
– Конь да сабля для тебя найдутся, этого добра у нас хватает, а более ничего не понадобится, – заверил побратим. – Ну а мать сейчас иди проведать, вон заря уже загорается. Да о Герасиме особо не тужи, никуда не денется, простит твое ослушание, такова уж его доля поповская – прегрешенья наши отпускать.
В предрассветных сумерках Иван пришел на берег Дона к могиле матери. В разум к тому времени вошел он крепко и распрекрасно понимал, на что решился. Как знать, чем кончится набег, может, вскоре и ему на божий суд предстать придется. Посидел под маминым крестом, поговорил с ней, как с живой, о самом сокровенном, а когда собрался уходить да на ноги поднялся, увидел плывущие по реке струги. Сразу же сообразил, что это именно тот самый караван, за которым атаман охотится. На всякий случай сосчитал ладьи, их было пять, проверил, нет ли на них пушек, и только после этого отправился к Ивану Кольцо.
Ванька-старший