О многом и о главном… Сборник рассказов. Светлана Громова
наших разведчиков. А в дальнем углу валялись их отрезанные головы с выколотыми глазами…
Замолчал. Док молча курил. Его лицо ничего не выражало, только в глазах появилось что-то, для чего трудно подобрать описание. Тоска? Печаль? Боль? Всё сразу?
– Такие вот дела… – продолжил Степнов. – В этой группе были два его друга – Хорьков и Бурченко.… А через неделю он с ребятами попал в засаду. Уцелел просто чудом…
Они ещё долго курили у окна и молчали.
…Надежда Юрьевна увезла сына в маленький городок, провинциальный и тихий. Почти год они прожили уединенно, пытаясь приспособиться к жизни вне больничных стен. Сергей был молчалив и спокоен, исчезли галлюцинации. Они подолгу гуляли в парке, сидели на лавочке в скверике, кормили голубей. К ним уже привыкли и не выражали удивления, сочувствия или интереса.
В их доме не было зеркал и телевизора. Надежда Юрьевна редко оставляла Сергея одного, но однажды пришлось довольно надолго уехать в собес для оформления пенсионных документов.
«Я снова один, как в больнице. Скучно, нет моего зеркала. Правда, можно слушать музыку. Под окном играют дети. Громко хохочут. Весело…»
Сергей распахнул шторы, солнце заиграло на оконном стекле.
«О, зеркальце, дорогое, наконец-то! Здравствуй! Ты сильно изменилось! – Он вгляделся в своё отражение. – Время стоит. Помоги мне, зеркало, в последний раз, больше я ни о чём не попрошу, честное слово! Только покажи, где сейчас Вадюха и Кирилл!»
Он узнал, конечно, то место, которое ему показало стекло, которое он ласково назвал зеркальцем. Он обрадовался и огорчился одновременно. Радовало то, что в один миг многое, очень многое вдруг всплыло в его памяти. Это было немного неожиданно; раньше вспоминались какие-то неясные отрывки, рваные куски каких-то событий, которые Нечай с большим трудом мог по крупицам собрать в какое-то подобие целого. Иногда это целое становилось всплывшим из глубины его раненого сознания событием. Чаще всего эти эпизоды так и оставались для него непонятными картинками. Как будто вырванные кадры из какой-то киноленты. Киноленты, в которой он не знал ни сюжета, ни героев. А огорчило то, что он понял, что должен ехать. Прямо сейчас, туда, к ребятам. И огорчил, естественно, не сам факт немедленного отъезда, а то, что вернётся домой мама, а его нет. И она будет плакать. А не уехать он не может, и дождаться её не может, чтобы попрощаться. Как он уйдёт, если увидит её слёзы? А он их, конечно, увидит…
Нечай ещё немного постоял у окна. Потом решительно подошёл к столу. Там нашлись и ручка и бумага. Написал неровно и коротко: «Мама! Скоро вернусь. Люблю. Прости». Он знал наверняка, что много ему не нужно, а потому сборы были короткими. Всё необходимое легко уместилось в небольшую спортивную сумку. Нечай запер дверь на ключ. На лестничной площадке не было зеркала, а если бы оно было, то оно отразило бы его ладную фигуру в тёмно-синей футболке с надписью «Зенит», джинсах, с сумкой через плечо. Это зеркало не сумело бы разглядеть