Олимп. Дэн Симмонс
завопили разом тысячи жен.
– Найдется ли среди нас хоть одна, которая не потеряла бы в этой войне с ахейцами дорогого супруга, брата, сына или кровного родственника?
– Нет!
– Есть ли здесь такая, что сомневалась бы в своей женской участи после того, как данайцы ворвутся в город?
– Нет!
– Тогда не будем терять ни единой драгоценной минуты! – кричала Гипподамия, перекрывая визг распаленной толпы. – Царица амазонок поклялась убить Ахиллеса еще до захода солнца! Она явилась издалека, чтобы сражаться за чужой город! Можем ли мы сделать меньше, защищая родной очаг, мужчин, детей ради собственных жизней и будущего?
– Нет!
На сей раз вопли не собирались утихать. Троянские жены бросились врассыпную; некоторые из них, спрыгнув с высоких ступеней, едва не затоптали Менелая.
– Вооружайтесь! – раздирала глотку Гипподамия. – Оставьте свои веретена, пряжу и прялки, наденьте доспехи, подпояшьтесь для битвы, встречаемся за городскими стенами!
Мужчины, молча следившие за этой сценой, поначалу скалившие зубы над бабьей тирадой супруги Тизифона, теперь подобру-поздорову спешили убраться с дороги, ныряя в дверные проемы и глухие проулки. Атрид решил последовать их примеру.
Он уже повернул к воротам – хвала богам, те были еще открыты, – когда внезапно увидал Елену. Она стояла на углу и смотрела в другую сторону. Затем, поцеловав своих спутниц, тронулась вдоль по улице. Одна.
Менелай замер, сделал глубокий вдох, коснулся рукояти меча, повернулся – и двинулся следом.
– Феано прекратила это безумие, – говорила Кассандра. – Сивилла обратилась к толпе и привела разъяренных кошек в чувство.
– Она умерла восемь с лишним месяцев назад, – холодно отрезала Андромаха.
– В ином сегодня, – тем же бесцветным голосом, какой бывал у нее во время видений, провещала пророчица. – Не в нашем будущем. Феано их остановила. Все покорились совету верховной жрицы Афины.
– Ну а в нашем сегодня Феано кормит червей. Сдохла, как член Париса, – сказала Елена. – Никто не усмирил ошалевшую толпу.
Заполняя площадь и маршируя через распахнутые ворота в какой-то жалкой пародии на военный порядок, мимо шагали троянские женщины. Судя по всему, каждая из них успела наведаться домой и напялить то, что подвернулось под руку: тусклый отцовский шлем с полинялым или выдранным конским хвостом и забракованный братом щит, прихватив для острастки мужнино или сыновнее копье или меч. Огромные доспехи свободно болтались, тяжелые пики волочились по земле, но горожанки продолжали топать, громыхать и лязгать бронзой, похожие на детишек, обрядившихся для игры в войну.
– Бред какой-то, – прошептала Андромаха. – Полный бред.
– Как и все, что случилось после смерти Ахиллова друга Патрокла, – изрекла Кассандра, сверкая глазами, будто в горячке. – Обманчиво. Ложно. Неправильно.
Подруги провели