Век мой, зверь мой (сборник). Осип Мандельштам

      Я молю, как жалости и милости,

      Франция, твоей земли и жимолости,

      Правды горлинок твоих и кривды карликовых

      Виноградарей в их разгородках марлевых…

      В легком декабре твой воздух стриженый

      Индевеет – денежный, обиженный…

      Но фиалка и в тюрьме – с ума сойти в безбрежности! —

      Свищет песенка – насмешница, небрежница,

      Где бурлила, королей смывая,

      Улица июльская кривая…

      А теперь в Париже, в Шартре, в Арле

      Государит добрый Чаплин Чарли —

      В океанском котелке с растерянною точностью

      На шарнирах он куражится с цветочницей…

      Там, где с розой на груди в двухбашенной испарине

      Паутины каменеет шаль,

      Жаль, что карусель воздушно-благодарная

      Оборачивается, городом дыша, —

      Наклони свою шею, безбожница

      С золотыми глазами козы,

      И кривыми картавыми ножницами

      Купы скаредных роз раздразни.

      Я видел озеро, стоявшее отвесно.

      С разрезанною розой в колесе

      Играли рыбы, дом построив пресный.

      Лиса и лев боролись в челноке.

      Глазели внутрь трех лающих порталов

      Недуги – недруги других невскрытых дуг.

      Фиалковый пролет газель перебежала,

      И башнями скала вздохнула вдруг, —

      И, влагой напоен, восстал песчаник честный,

      И средь ремесленного города-сверчка

      Мальчишка-океан встает из речки пресной

      И чашками воды швыряет в облака.

      На доске малиновой, червонной,

      На кону горы крутопоклонной —

      Втридорога снегом напоенный

      Высоко занесся санный, сонный

      Полугород, полуберег конный,

      В сбрую красных углей запряженный,

      Желтою мастикой утепленный

      И перегоревший в сахар жженый,

      Не ищи в нем зимних масел рая,

      Конькобежного фламандского уклона,

      Не раскаркается здесь веселая, кривая

      Карличья в ушастых шапках стая, —

      И, меня сравненьем не смущая,

      Срежь рисунок мой, в дорогу крепкую влюбленный,

      Как сухую, но живую лапу клена

      Дым уносит, на ходулях убегая…

      Я скажу это начерно, шепотом —

      Потому что еще не пора:

      Достигается потом и опытом

      Безотчетного неба игра…

      И под временным небом чистилища

      Забываем мы часто о том,

      Что счастливое небохранилище —

      Раздвижной и прижизненный дом.

      Небо вечери в стену влюбилось —

      Всё изрублено светом рубцов, —

      Провалилось в нее, осветилось,

      Превратилось в тринадцать голов.

      Вот оно – мое небо ночное,

      Пред которым как мальчик стою:

      Холодеет спина, очи ноют,

      Стенобитную твердь