Огни рампы. Мир «Огней рампы» (сборник). Чарльз Чаплин
кордебалет[14].
Вот особый реквизит для сцены преображения Золушки – тыквы, которым предстояло превратиться в кареты с белыми лошадьми при помощи хитрой системы зеркал, различные хитрые механизмы для воздушного балета, рельсы для циклорамы, горизонтальные брусья, канаты для канатоходцев. Все было готово к рождественской пантомиме: новые номера с фокусами, причудливые музыкальные инструменты, пышные парики и разные штуковины для грубых фарсов и клоунад.
Хотя Терри и жила в эпицентре всей этой бутафории, ей было невесело. С тех пор как она ушла из магазина Сарду, прошло уже пять недель, а новая работа все не находилась. А с того дня, когда она рухнула на пол в “Эмпайр”, прошло больше года, но Терри редко позволяла себе даже вспоминать тот неприятный эпизод, потому что он вызывал у нее настоящую фобию. Ей хотелось совсем позабыть об этом.
И все же, оставаясь в одиночестве у себя в комнате, она часто пыталась встать на цыпочки, но это причиняло ей мучительную боль. В любом случае ей нужна была работа, а такую, которая пришлась бы по душе, похоже, найти было невозможно.
Совсем отчаявшись, она устроилась работать на консервную фабрику Нортапа, где делали маринады. Это было ужасно. Жуткие и едкие испарения смешивались с запахом горчицы, обжигали ноздри, заставляли слезиться глаза. А руки были в желтых пятнах, которые никак не отмывались, сколько бы Терри их ни терла. Теперь по воскресеньям, выходя из дома, она надевала черные нитяные перчатки, чтобы скрыть эти пятна. Она проработала на фабрике уже месяц, и тяжелый труд начал сказываться на ее здоровье. Какое облегчение приносила суббота! Можно было целый день лежать в постели и отдыхать. А вечером Терри все-таки вставала и выходила на прогулку.
С недавних пор, проходя мимо одного паба позади Шафтсбери-авеню, она слышала, как сверху долетают звуки старого пианино и звучит скерцо под топот послушных ног. И постоянно чей-то хриплый голос прерывал эти звуки, говоря: “Нет-нет-нет”. Тогда топот делался беспорядочным и совсем стихал. “Нет-нет. Не четыре четверти. Две четверти. А теперь – прошу еще раз”. Вот что услышала Терри однажды вечером, остановившись на углу после прогулки. Казалось, она не танцевала уже сто лет, хотя часто ей очень хотелось танцевать.
Терри грустно зашагала дальше и, проходя мимо входа в дом, где шла репетиция, она на минутку остановилась и заглянула внутрь. Над лестницей виднелся белый потолок, сверху доносились скрипучие голоса и шарканье ног. И вдруг у нее сильно заколотилось сердце. Она быстро взбежала вверх по ступеням и, затаив дыхание, замерла перед приоткрытой дверью.
Она увидела продолговатую комнату со столами, поставленными друг на друга по углам, и пианино в дальнем конце. Возле стены стоял ряд стульев с плетеными сиденьями, и посередине ряда сидел “мистер Джон” (как называли его девушки) – зверского вида человек со сломанным носом и большим уродливым ртом. У него был низкий, сиплый голос, и когда он говорил, то казалось, будто проводят смычком по ослабшей басовой струне
Здесь имеется в виду пантомима театра “Друри-лейн” 1910 года – “Джек и бобовый стебель”. Эта постановка прославилась огромным механическим великаном, который помещался на сцене только по частям – показывалась то голова, то нога, то рука и т. д.