О Китае. Генри Киссинджер
Вот как превознес он императора в своей поэме:
Пожалуйста, не клевещите на императора Цинь Шихуана.
Подумайте еще и еще раз над вопросом о сжигании книг.
Наш предок дракон, хотя и умер, но живет в душах наших,
Конфуций же, хотя и знаменит, фактически был пустышкой.
А государственная система Цинь века пережила[142].
Маоцзэдуновскому Китаю было предначертано стать страной постоянного кризиса; Мао с самого начала пребывания у власти коммунистического правительства развязывал борьбу волна за волной. Китайскому народу больше не разрешалось почивать на лаврах своих достижений. Судьба, уготованная ему Мао, состояла в очищении общества и самих себя прохождением через горнило различных сильных тягот и невзгод.
Мао стал первым правителем со времени объединения Китая, разрушившим традиции, намеренно сделав это шагом государственной политики. Он расценивал себя как обновителя Китая путем демонтажа, порой очень жестокого, своего древнего наследия. Вот как он объяснял свою стратегию французскому философу Андрэ Мальро в 1965 году:
«Философские принципы, культура и обычаи, которые завели Китай туда, где мы его нашли, должны исчезнуть, а философские принципы, обычаи и культура пролетарского Китая, которые пока еще не существуют, должны появиться… Философские принципы, культура, обычаи должны рождаться в борьбе, а борьба должна продолжаться до тех пор, пока не исчезнет опасность возврата к старому»[143].
Мао однажды торжественно объявил, что Китай должен быть «расщеплен», как атом, для ликвидации старых порядков, но в то же самое время должен быть произведен такой взрыв народной энергии, чтобы он мог достичь еще больших высот:
«Сейчас наш энтузиазм на подъеме. Наша страна – горячая нация, сейчас охваченная обжигающим пламенем. Для этого есть хорошее сравнение: наша страна подобно атому… Когда ядро атома расщепляется, высвобождаемая термическая энергия будет поистине громадной силы. Мы сможем проделать такое, чего не могли сделать раньше»[144].
Мао развил широко распространившееся наступление на традиционную китайскую политическую мысль как часть этого процесса: если конфуцианские традиции восхваляли всеобщую гармонию, то Мао идеализировал бунты и столкновения с силами противника. Как во внутренних делах, так и во внешних (и действительно, он во всем видел единство противоположностей, часто сравнивая зарубежные кризисы с внутренними чистками или кампаниями). Конфуцианские традиции восхваляли философию нищеты и культивировали равенство и скромность; когда проводились реформы, они были поэтапными и выдвигали на первый план задачу «восстановления» прежних ценностей. Мао же, напротив, стремился к радикальным и моментальным переменам и полному разрыву с прошлым. Традиционная китайская политическая теория рассматривала военную силу без особого почтения и настойчиво призывала
О высказываниях Мао относительно Цинь Шихуана см., например, «Talks at the Beidaihe Conference: August 19,1958», in Roderick MacFarquhar, Timothy Cheek, and Eugene Wu, eds.,
Andre Malraux,
«Speech at the Supreme State Conference: Excerpts, 28 January 1958», в: Stuart Schram, ed.,