Письма к Олафу Броку. 1916–1923. К. Н. Гулькевич
type="note">[177]. Но в данную минуту у меня нет другой под рукою. Засим позвольте пожелать Вам и всем дорогим Вашим возможно приятных радостных праздников. Надеюсь, что дождь прошел у Вас вовремя, и что природа ликует вместе с Вами.
Цель настоящего письма (как многое другое – ) сообщить Вам, что надежды на мое водворение у Вас окончательно рухнули. У меня сегодня утром был Абр.[ам] Львович Животовский[178], сказавший мне, что сносится с Ник.[олаем] Хрис.[анфовичем] о том, как компенсировать меня за неудавшийся «ангажемент». Я искренне благодарил его, но предупредил его, что такового для меня существовало и поэтому я считаю, что они обязательства по отношению ко мне не имеют, и прошу его сообщить об этом Ден.[исову]. Жив.[отовский] мне сказал, что… хочет дело устроить в Англии. В возможном успехе его стараний весьма сомневаюсь. В Англии же на службу к ним поступать не намерен, ибо там у меня нет никакого положения, и там я не могу им быть полезен. На этом мы очень дружелюбно расстались, и он просил разрешения навещать меня изредка, на что я охотно изъявил согласие. Обо мне не беспокойтесь, материально я себя обеспечил (не обращаясь к помощи русских банкиров) до июля 1919 г. приблизительно. Но мне жаль до слез надежд на возможность вновь пожить с Вами. Мое корыто разбито.
События в России не радуют. Если найдется и для Севера свой «Скоропадский»[179], то это может быть и обеспечит гражданские условия существования, но это даст нам вновь и на какой-то срок чужеземное иго. Немецкое не будет легче татарского. Обнимаю Вас и детей. Целую ручки дорогой Нины Ивановны.
Как всегда всем сердцем
Ваш Гулькевич
30
24/11 V 1918 Доверительно
Дорогие Нина Ивановна и Олаф Иванович,
Вся комната благоухает от чудного венка, лежащего передо мною. Радостные мысли толпятся вспять, и мне чуть ли не кажется, что я опять в Норвегии. Но это только сон, и в действительности я в Стокгольме, несмотря на любимую мою травку. Большое, большое спасибо! Вы мне доставили громаднейшее удовольствие!
Можно Вас просить, дорогой друг, передать нашей Герцогине при случае письмо на имя гостящей будто бы у нее родственницы ее? Простите за беспокойство!
. Здесь случилась большая для меня неприятность, к которой причастна наша Миссия. Один из тех секретарей Миссии, которого я люблю – Васильев, пожелал поиграть на бирже (чего я в принципе не допускаю), отправился в «темную» гостиницу. Там ему была устроена ловушка, он в нее попался и его обокрали. Деньги (и вор, к сожалению) нашлись. Его будут судить, и Васильеву предстоит на суде выступить в качестве потерпевшего (что дипломату неудобно делать и даже возбраняется). Но вместе с вором удалят отсюда всех, кто с ним имел дело и среди них оказывается молодой Жив.[отовский]. Я уверен, в этом не может быть малейшего сомнения, что Жив.[отовский] ничего общего с этой компанией не имеет, но печать трепала их имя и их жаль. Они уже ранее взяли себе квартиру в Копенгагене, но я боюсь, что их туда не пустят. Ведь имеется международное соглашение не пускать [неразб. – ред.]. Отец приходил ко мне, но не застал меня. Завтра,
См. письмо 25. Животовский Абрам Львович являлся компаньоном А. И. Путилова, сотрудничал со шведским банкиром Улофом Ашбергом, руководителем
Скоропадский Павел Петрович (1873–1945) – окончил Пажеский корпус (1893), служил в гвардии, участник Русско-японской и Первой мировой войн, генерал-лейтенант (1916), генерал-адъютант Николая II, после революции 1917 г. – украинский военный и политический деятель. Опираясь на поддержку германского оккупационного командования и сочувствие офицерских кругов бывшей русской армии, совершил государственный переворот, упразднил Украинскую народную республику, гетман Украины с 29 апреля по 14 декабря 1918 г.