1850. Мария Гарзийо
понять, на мне тонкий шелковый халатик, под которым угадывается кружевное белье Шанталь Томасс и чулочки той же производительницы. Макияж и прическа достойно дополняют этот лирично-эротический образ. От занимательного процесса созерцания проэкции собственного совершенства на темном экране телевизора меня отвлекает звонок в дверь. Я покидаю свой диванный пост на короткое мгновение, которого хватает, чтобы повернуть ключ в замке, и спешу вернутся в прежнюю позу: ноги вытянуты, подол халатика зазывно приоткинут, демонстрируя поситителю краешек чулочной резинки. Мой гость, на чью долю выпало счастье наблюдать всю эту неземную красоту, высокий сероглазый шатен в стильной кожаной куртке и джинсах.
– Телевизионного мастера вызывали? – спрашивает он на всякий случай, разглядывая мой легкомысленный наряд.
– Вызывали, – киваю я, проводя кончиком языка по верхней губе, – Проходите, чувствуйте себя как дома.
Мужчина топчется у дверей, неуверенно стягивает с себя куртку.
– А что с вашим телевизором? – интересуется он без особого энтузиазма.
– Не работает, как видите, – я сдвигаюсь на сантиметр, от чего халатик раскрывает свои полы подобно лепесткам цветка, а из глубокого декольте выглядывает слегка прикрытая кружевом грудь.
– Включать пробовали? – юродствует мастер с поганенькой усмешкой на привлекательном лице.
Он приседает на корточки перед печально безмолвствующим окном в мир и разглядывает тянущиеся во все стороны жилы проводов.
– Пробовали. Не включается, – хмурюсь я в ответ, скользя взглядом по его широкой спине и тому, обтянутому джинсами месту, которое по мнению женских журналов, в первую очередь приковывает к себе женские взгляды. Я остаюсь вполне довольной увиденным. Обладатель живописной филейной части между тем продолжает дергать какие-то шнуры.
– Что это за ерунда. Можно подумать, я учился на телемастера, – ворчит он себе под нос еле слышно.
Я игнорирую эти замечания. Мне на данный момент глубоко плевать, на кого он учился. Джорджа Майкла сменяет не менее сентиментальный Фрэнк Синатра со своей знаменитой историей про двух незнакомцев в ночи. Ну же, незнакомец, хватит пыль на ковер трясти, займись чем-нибудь более продуктивным!
– Вы в розетку не воткнули, – делает вывод профи, поворачивая ко мне довольную физиономию.
На экране вспыхивает огромная физиономия Саркози.
– О, Guignoles [1]! – радуется умелец и собирается уже устроится поудобнее для просмотра.
На мое счастье телевизионный пульт у меня в руках. На смену пластмассовым мордам французских политиков приходит страстно целующаяся парочка.
Телемастер нехотя поднимается с ковра и пристраивается рядом со мной на диване.
– Спасибо за работу. Может, выпьете чего-нибудь? – предлагаю я, пододвигаясь поближе.
– Нет, спасибо, – путей к отступлению у него не остается, и он послушно тянет свои губы навстречу моим.
Рука телемастера тем временем гладит мое бедро и, поднявшись выше, вступает в схватку с поясом на халате.
– Мне нечем вам заплатить, – шепчу я ему в ухо между поцелуями.
– Так уж и нечем, – усмехается он, окончательно освобождая меня из плена халата.
Еще пол часа назад я не подозревала о его существовании, а теперь его руки так нахально ощупывают мое разгореченное тело. Мысль о собственной безнравственности не только не останавливает, а наоборот стимулирует желание. Я расстегиваю пуговицы на его рубашке, обнажая сантиметр за сантиметром мужественный торс.
– Как от тебя приятно пахнет, – бормочет незнакомец, зарываясь лицом в мои волосы, – Это те духи, которые подарила моя мама на рождество?
Merde! Я подскакиваю как ужаленная. Барометр желания падает вниз до нулевой отметки.
– Черт бы тебя побрал! Ты опять все испортил!
«Дуби, дуби ду, ду, ду, ду-би-на» тянет Синатра.
– Да ну, глупо все это. Какой из меня мастер! – ноет Филипп, откинувшись на спинку дивана, – Зачем вообще нужны все эти комедии! Я тебя и так хочу.
Прежде чем объяснить, зачем, попробую растолковать, что вообще к чему и кто есть кто. Неудавшийся телемастер – этой мой жених Филипп, мы с ним знакомы уже три года и в скором времени собираемся соеденить свои серца и все, что к этим сердцам прилагается, официальным браком. Рукопись наших отношений, в которой сегодняшний неудачный вечер поставил маленькую кляксу, начилась с белоснежного листа, на котором невидимый купидон начертил нашу первую встречу. Рига. Ночь. Клуб. Музыка. Я в костюме для танца живота. Для несведущих объясню, что каждая вторая (если не полуторашняя) мобильная рижанка хоть раз в жизни посетила занятия этого типично латвийского танца. Я как ни старалась, исключением стать не смогла. Долгие часы, проведенные в попытках заставить свое непослушное тело правильно повторять основы саиди, беледи и трайбла, рано или поздно воплотились в первое публичное выступление. Я ожидаю его с нервозностью новичка, переминаясь