1850. Мария Гарзийо
девушки в широварах, негры в шапках и кудлатые собаки. Я во Франции. Первое время этот факт грел мне душу. Страна, породившая Мопассана и Гюго казалась мне понтовее родительницы малоизвестных Райниса и Вейденбаума. Сейчас я уже привыкла к своей новой прописке. Французская речь перестала резать слух, а негры и кудлатые собаки – глаз. Я заканчиваю завтрак, смотрю по сложившейся традиции «Модный приговор», попутно водя по светлым от природы ресницам черной кисточкой туши. На экране косноязычный маэстро переодевает очередную погрязшую в халате клушу. «Мне изменил муж», – жалуется колобкообразная дамочка, «Я ушла в депрессию и разъелась». «Расскажите поподробнее, как он вам изменил?» требует так называемая защитница, поправляя на кончике носа очки Роберто Кавалли. Мне не совсем ясно, каким образом детали внебрачного секса могут поспособствовать успеху перевоплощения этой гусеницы в бабочку, но саму героиню вопрос не смущает и она пускается в эмоциональное повествования, в конце которого разражается слезами. Ведущие наперебой успокаивают ее, уверяя, что с ее роскошным телом найти нового мужа будет раз плюнуть. При условии, конечно, что это роскошное удастся таки вычленить из халата и завернуть в более презентабельную обертку. Что они и проделывают на радость зрителей и самой обладательницы пышных (на мой взгляд прилагательное «рыхлых» подошло бы больше) форм. Дамочка вышагивает по подиуму в широком красном балахоне, отчаянно напоминая пожарную машину. Для полного сходства ей не хватает синей мигалки на голове. Я вздыхаю, выключаю телевизор и отправляюсь на встречу с подругой бразильянкой. Мы познакомились на курсах французского, которые я посещала по приезду. В первый же день знакомства на мою фразу «О, Бразилия, всегда мечтала там побывать» Сильвия отозвалась приглашением приехать и пожить у нее. Меня, сдержанную прибалтку, по началу шокировала ее естественность и открытость, потом, эти качества, наоборот, стали импонировать, и мы с Сильвией по-настоящему подружились.
– Привет, mon chou! – встречает она меня, озаряя широченной белозубой улыбкой площадь Комеди.
Мы обмениваемся тремя поцелуями, изображая из себя монпельерянок, и направляемся обедать в знакомый ресторанчик. Меню местных заведений иностранцу понять так же сложно как поэзию времен Ренессанса, хотя бы по той причине, что одно может вполне тягаться с другим по своей метафоричности. По началу я часто ломала голову, что подразумевается под красочным «креветки в объятиях авокадо с легким прикосновением бальзамика» или «маленькое любовное гнездышко копченого лосося», потом поняла, что дабы прочувствовать вкусовые качества блюда вовсе не обязательно разбирать тонкости любовного трехугольника креветки-авокадо-бальзамик. Потому теперь я как правило перевожу ключевые слова, а остальную поэзию оставляю истинным цениелям. А вот Сильвия, журналист по профессии, не собирается довольствоваться малым.
– Что