Письма и записки Оммер де Гелль. Павел Вяземский
глазами за нами. Я часто осматривалась. Ты скажешь, как это все глупо; знаю, мой друг, но что же делать? Я быстро прошла в ложу, взяла мой маленький перламутровый бинокль и устремила мои взоры к ложе, где я его оставила. Он смотрел на меня с видом возбужденного сатира, лицо его засияло очень непривлекательной, старческой улыбкой. Мне было весело глядеть на него. Право, забавно кокетничать и с стариками, а пахнет сотнями тысяч. Когда я насладилась его увлечением, я отошла в угол ложи и начала вести разговор с Анатолем, посматривая во все стороны и направляя мой бинокль на моего старика.
Он мне рассказал историю Самойловой и ее мужа. Муж вернулся с Кавказа и немедленно увидал, что жена его вовсе не церемонится: карета ее четверкой, с огромными гербами и парадными козлами, стояла целыми ночами у подъезда французского посла графа Лафероньера. Граф разошелся с женой. Чтобы объяснить разрыв, его старый метр-д'отель собрал ее письмо к Шарлю Лафероньеру, разорванное на клочки и валявшееся под столом, в котором она отменяла назначенное ему свиданье. Самойлов в день приезда привел в спальню жены, по кавказскому обычаю, трех своих конюшенных мальчиков и заставил графиню им служить. Что за изверг и какой грязный человек! Это письмо, тщательно склеенное, было представлено графу Бенкендорфу; Демидов сам его видел впоследствии у Самойлова. Самойлова нисколько не упала духом.
Я скоро увидала герцога, который стал меня спрашивать, чему я так смеялась с Демидовым, и мы снова спустились в зал. Он подвел меня опять к Тюфякину, с ним рядом стоял Монро или Монрон, право, не помню, только знаю, что он друг Талейрана. Мы разговорились втроем, но подошла известная лоретка Рондо, живущая с этим стариком. Я дернула живо герцога за руку, и мы пошли дальше. Дальше мы наткнулись на герцога Немурского, шедшего с Самойловой, глядевшей цыганкой и цветом лица и манерами. Герцог нас познакомил, и мы очень дружески сошлись. Она стала меня расспрашивать, что мне говорил Демидов, и угадывала, что Демидов мне говорил о ней. Я ей со стиснутыми зубами процедила скороговоркой. Она рассмеялась и, пожав мне руку с загнутым средним пальцем, сказала: «Приезжайте в Милан. Это чудный город, вас там очень полюбят». Это решительно масонский знак. Я думала, что это у нас в пансионе только водится. Видно, и в большом свете это принято. Будем знать… Она мне сделала условный знак, говоря, что меня в Милане полюбят, и я ей ответила. Надо ли мне ехать или ожидать более формального приглашения?
– Она послезавтра выходит замуж, – сказал герцог.
– Очень сожалею вас, – сказала графиня и, подав мне руку, значительно повторила пожатие, и, вообрази себе, я нехотя повторила знак. Она на прощание сказала, сильно смеясь:
– Приезжайте отдохнуть в Милан. Вы не знаете, что это за город.
Что же, ведь, кажется, нужно поехать. Это дело чести. Мне встретился опять мой старик, и я пошла с ним. Мы наговорились вдвоем. «Развяжитесь с m-lle Марс. А потом мы поговорим». Встретив Демидова, я ушла с ним в ложу. Напиши мне, что ты думаешь о Милане. Или не стоит?
№ 7.