Хрустальный ангел. Катажина Грохоля
ничего более важного, чем слушать, что скажет им Сара… Сара Земба. Но что за ужасная фамилия… Как это будет звучать, когда она будет известной? Ну вот Сара Бирд, к примеру, это другое дело! Земба… Ох, это вопрос времени, наверняка ей придет в голову какой-нибудь необыкновенный псевдоним. Бирд, Бердзик – нет, нехорошо. Да, конечно, у Яцека много достоинств, он действительно такой… ответственный, но с фамилией ему не повезло.
– Привет, Птичка! – Яцек приподнял Сару и закружил, крепко прижав к себе. Сара обняла его за шею. Она почувствовала его запах, и у нее подкосились ноги. Он был такой родной, и это ее всегда волновало, Яцек и дом были для нее одним целым и всегда самым главным.
– Наконец-то дома, – сказал Яцек.
Он поставил ее на пол и снял куртку. Сара побежала в кухню и включила духовку: запеканка вот-вот должна быть готова, всего через несколько минут. Она быстро накрыла маленький столик и залила соусом салат. Такой, как он любит: очищенные от шкурки помидоры – сначала, как и положено, ошпаренные кипятком – лук, тоненько порезанный кружочками, все это перемешано с чесночным соусом, в который она добавила ложку малинового сиропа, чтобы было не так, как у всех, чтобы никто и никогда не подделал ее соус и чтобы Яцек знал, что это только у него в доме…
Яцек достал из сумки шампанское, которое купил на бензоколонке по дороге из Варшавы, и вынул из шкафчика два фужера. Когда она заглянула в кухню, он разливал шампанское. Наполнив фужеры, он поднял оба и объявил:
– Теперь садись и слушай. Даже в самых смелых мечтах ты не могла бы себе этого представить!!!
При этом его глаза так радостно блестели, что Сара послушно взяла у него из рук бокал и села.
– Но ты мне будешь звонить? Не забудешь меня? Боже! Что я теперь буду без тебя делать, Клыска? И вообразить не могу! У меня теперь тут не будет никакой семьи… Зато ты будешь рядом с родителями.
Ирена сидела в кресле, подобрав ноги, и по-настоящему всхлипывала.
После отъезда родителей из Познани прошло уже три года. Они уехали, несмотря на протесты и Сары, и Идены. Они обе считали, что на старости лет нельзя отрываться от корней, что люди, как деревья, не любят, когда их пересаживают. В любом случае решение о переезде в Варшаву было для них потрясением. Фирма отца наконец-то (как же быстро летит время) получила признание на мировых рынках.
– Из Варшавы всюду ближе, а я должен буду выезжать, – объяснял отец, и мама, конечно, как всегда, с ним соглашалась. Без сомнения, последнее слово в доме всегда было за отцом.
А из Варшавы на самом деле никуда не было ближе – разве что до Москвы и Дальнего Востока, до Ирака или Чечни. А вот из Познани было ближе к Берлину, Гамбургу, Лондону и так далее, в чем девочки старались убедить родителей.
Разве не удивительно, что ситуация повторяется, подумала Сара – и через секунду присела рядом с плачущей Иденой, тепло обняла ее, и золотая головка оказалась у нее на коленях, а мохеровый свитерок Сары, доставшийся ей после кузины, все более намокал от слез.
– Ну что ты, Ирка, это всего триста километров, это та же самая