Посмотри в глаза чудовищ. Михаил Успенский
берега…» Вы хоть знаете, что здесь описано?
– Нет, – ошалело сказал я. – То есть, наверное, знаю…
– Ни черта вы не знаете. Это формула восстановления красной меди из купороса. Алхимический ряд[66]. И далее до конца. Сколько вы книг хотели написать? Двенадцать? Я думаю, никто из живущих не пережил бы такого… Значит, так: буду я вас учить по-своему. Поскольку иного нам с вами не дано, а объяснять, почему не дано, долго – да и не поймёте пока что. Запомните только одно: ни под каким предлогом вы не должны объявлять себя, навещать родных и друзей. Ваша смерть для мира должна состояться. И никаких стишков в альманахи, к сожалению. Даже под чужим именем. Только в нарочитой тетради и в нарочитом месте. Иначе господа чекисты всех ваших родных и чад, законных и незаконных, смертию казнят. Таково условие – дополнительно к некоторой… кгхм… сумме.
– Большой сумме? – спросил я.
– Не стоите вы того, – крякнул Яков Вильгельмович. – За те же деньги Петра Алексеевича из турецкого плена выкупили[67]…
Я попытался вспомнить эту сумму из гимназического курса истории, но не смог. Что-то с большим количеством нулей – и не ассигнациями, разумеется. Да, впору было крякать.
Будет на что погулять Советам…
– А для чего это всё, Яков Вильгельмович? – спросил я, чувствуя себя не то самозванцем, не то просто не в своей тарелке.
– Для чего? – переспросил он. – Хм, для чего… Он спрашивает, для чего, – сказал он собаке. – Вас, Николай Степанович, может быть, устраивает то, что все эти годы вытворяли с Россией? Ну-ка, ответьте: устраивает?
– Нет, – сказал я. – Только, боюсь, ничего с этим не сделать.
– А вот это, как говорится, dis aliter visum. И не людям изменять их волю.
– Воля богов – тёмная материя…
– Тёмная, – согласился он. – Но и оттенки тёмного способен различать наученный взгляд. Знаете ли вы, например, что на самом деле октябрьское восстание семнадцатого года было потоплено в крови неким пехотным штабс-капитаном?
– Что значит – на самом деле? А всё это? – я обвел рукой вокруг. – Это что – снится мне?
– Уж если солнце можно было Словом остановить, то трудно ли повернуть вспять события? И об этом мы поговорим с вами подробно, но позже и не здесь.
Я вдруг почувствовал, что меня куда-то затягивает – как в зыбун.
– Дорогой мой Яков Вильгельмович, – сказал я, – вы, вижу, уже распорядились мною. Не спрося согласия. А если я не пожелаю – тогда что?
– Тогда окажется, – сказал он негромко, – что Таганцев и его друзья погибли даром[68]. Что золото Фламеля[69] поддержит Советы – вместо того, чтобы погубить их. Что мы в решающий момент окажемся в положении батареи без снарядов. Хотите этого?
– Нет, – сказал я.
– Тогда считайте себя рекрутированным.
– Ну уж нет. Лоб брить не дам. Я вольноопределяющийся[70].
3
В жизни они знают только то искусство, которым добывается смерть.
Последовательность алхимических символов, кодирующая порядок трансформаций, завершающихся воссозданием золота.
Собственно, во время неудачного Прутского похода (июнь 1711 года) лагерь Петра был окружен, и Пётр вынужден был подписать позорную грамоту о вассальной зависимости от потомка Чингиза, крымского хана Девлет-Гирея. Затем в лагерь привезли 150 тысяч золотых рублей, но получили ли их турки, до сих пор не установлено. В 1921 году эквивалент этой суммы трудно подсчитать.
Дело «Петербургского боевого центра», руководимого профессором В. Н. Таганцевым, географом, сотрудником Российской Академии наук, получило огромный резонанс в среде интеллигенции. Реальной опасности, несмотря на активное сотрудничество с финским Генштабом, оно не имело. Среди 96 расстрелянных и убитых при задержании должен был оказаться НСГ.
Николя Фламель (1330 – оф.1418), алхимик и криптоном. Получил философский камень и эликсир долголетия. К старости неожиданно разбогател, на меценатство и помощь бедным денег не жалел. После смерти, в начале XVII века, могила была вскрыта, но гроба с телом там не оказалось.
Нижний чин Российской армии из добровольцев, имевший право на сокращённый срок службы и сдачу экзамена на офицерский чин.