Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1837-1845. Петр Вяземский
конторы, откуда отправляются кареты, и называемой the Britisch; у одного из них выставлен на окне экземпляр речей Брума; он отдавал мне его за 43 шиллинга, но я не успел и не хотел взять, потому что опасался обременят еще более курьеров и попутчиков моими пакетами. Не можешь ли ты отправить эти четыре тома in 8° с курьерами, отдав их Бергу или Киселеву, или сам привезти их? Если можешь, то сходи к сему книгопродавцу и более 43 шиллингов не давай, сказав, что он за две недели пред сим отдавал их мне за эту цену; он верно отдаст, а может быть и за 40 шиллингов; и вели увязать в два пакета, ибо слишком толстых отправить нельзя. Деньги отдай, а я заплачу тебе здесь немедленно или англинскими, или французскими, какими для тебя удобнее.
18-го октября.
Письмо пойдет завтра. Полуехтова получила наконец письмо от мужа и счастлива. Он странствовал по Малороссии; получила или получит и деньги. Твое поручение об адресе ей передал вчера у посла, где она обедала и тридесять язык русского нашествия на Париж. Посол просил меня вести Мейендорфшу. Я отговаривался, но он настоял; я согласился. За обедом она болтала много о тебе и наказывала мне сказать тебе о её дружбе, звать к себе. Я частию шутками, частию не шутя, дал ей почувствовать, что ты не хотел к ней ехать et pour cause; добивалась, я не сказал, извиняясь сам забвением. «C'est un commerage!» – «Нет», отвечал я. Начала рассказывать, как она заявляла великой княгине, тебя любящей, о своей любви к тебе; как она звала ее на тебя и прочее; просила написать к тебе об этом, о её дружбе и требовала разрешения недоумения, цитовала quatrain твой к ней и прочее. Закревская тебе кланяется. Тут же обедали: Голицыны, Гагарины, Жеребцовы, племянница Толстого и прочие. Я получил две записки от брата. Положение Клары сносно. Не страдает, а чувствует только усталость. Ожидаем молочной лихорадки. С радости я остался на сегодня обедать у Леонтьевой и с нею в «Gazza-Ladra», в Одеон. Уступил бы тебе, если бы ты здесь был.
Bourbier все еще без человека. Сбирается в воскресенье. Граф Матусевич едет сегодня в Петербург; не знаю, возьмет ли письма? Мальцовой прочел твои строки; очень по сердцу была ей похвала Ноццо. Она всем кружит здесь головы; вчера Гриша Гагарин и Jean и все от неё в восхищении. Напоминает Пушкину, вдову поэта, но свежее. Очень приветлива и любезна и хорошо себя держит в салопе.
Сюда приехал Корнелиус, минхенский Микель-Анджело в живописи. Он сказывал мне, что видел Жуковского; что цесаревичу гораздо лучше, как он ему сказывал; кажется, и государь, и цесаревич были в его рабочей. Он пишет «Страшный суд» для минхенской церкви, который нам очень нравился в Риме; но Гриша Гагарин уверяет, что дьяволы и ангелы гримасничают одинаково, и что подражание Микель-Анджело неудачно. Возвращаюсь завтра на дачу дни на три. Мещерская (Жихарева) больна, а он печатает свои сочинения на будущий смех публики.
Рекрутский набор с тысячи – шесть! Тяжко и вчуже, то- есть, на чужбине, ибо Россия никогда для сердца чужой не будет; обещали пять с половины, взяли с обеих вдруг, а теперь шесть вместо пяти с одной! Е sempre bene!
M-me Aucelot справлялась о тебе и зовет на вторники. Читаешь ли о себе статьи в английских журналах: ты заменил