Дом на краю ночи. Кэтрин Бэннер
собралось на площади, радуясь наступлению темноты.
Старый Маццу притащил своего самого тощего осла, чтобы продать на аукционе. Настроили гитары, стряхнули пыль с organetti, из кухни Джезуины появились вдовы. С самого восхода они готовили блюда с жареными анчоусами и фаршированными цуккини. Но «Дом на краю ночи» так и стоял в полной темноте. В этом году никто не играл в карты, не танцевал и не пил arancello. Трезвыми все разошлись задолго до наступления утра.
Осенью Амедео решил купить «Дом на краю ночи», он больше не мог видеть его заколоченные окна. После того как остров покинула добрая половина его обитателей, недвижимость стоила не дороже соли. И даже medico condotto мог позволить себе купить дом.
Глаза у Риццу потухли после отъезда брата.
– Этот дом разрушается, – говорил он. – Вам от него проку не будет. Невезучее место.
В конце концов Амедео удалось убедить его принять за дом пятьсот лир и курицу, и то он долго торговался, чтобы поднять цену.
Амедео занес в свою красную книжку дату покупки дома: 24 сентября 1919 года. Теперь у него был свой дом, и он надеялся обрести жизнь, которая у него почти началась, если бы ее не прервала война. Дом действительно разрушался. Амедео поселился в верхних комнатах и принялся штукатурить стены и менять просевшие двери. Следуя по стопам приемного отца, он заделался коллекционером. Он собирал истории и самые разные предметы, имеющие отношение к острову. Глиняные черепки и монеты римских времен, которые крестьяне обычно выбрасывали, он бережно подбирал и приносил в «Дом на краю ночи». Стены он украсил керамическими плитками, расписанными подсолнухами, лилиями и профилями благородных мужей и дам. Плитки, некоторым из них была не одна сотня лет, расписанные наспех, быстрыми мазками, выглядели так, будто только-только просохли. У местного художника Винченцо имелось столько предков, что разрисованных ими плиток у него было предостаточно. Раритеты горами хранились в подвале, и Винченцо охотно отдал часть Амедео, сказав, что прежде он продавал их туристам на материке, но теперь они никому не нужны и он только рад от них избавиться.
Из прибрежных катакомб Амедео принес белые светящиеся камни и выложил ими подоконники наверху. На столе в холле подобралась целая коллекция безделушек, изображавших святую Агату. Нередко ими расплачивались пациенты, чьи медицинские расходы не покрывались муниципалитетом – за прием родов или вправленную кость. Он собирал миниатюры со святой, бутылочки со святой водой, у него даже была статуэтка святой Агаты, разрывающей себе грудь, в глубине которой алело деревянное сердце. Эта статуэтка одновременно и притягивала, и пугала его. С религией у Амедео всегда были сложные отношения.
Казалось, он начинал входить во вкус, жить настоящей жизнью. Каждое утро перед обходом он прыгал в морские волны, вызывая насмешки рыбаков, ибо ни один взрослый человек на Кастелламаре не стал бы на исходе лета плескаться в море просто ради удовольствия, да еще на трезвую голову. Взбираясь на холм,