Заговор гордыx. Никифор Малеин
к острову каменной змейкой тянулся мост.
У причала стояло несколько лодок, которыми пользовались для прогулок по озеру. По зимнему времени они были укрыты парусиной. Велизарий уставился на самое большое судно, с мачтой и парусом. Каждое воскресенье оно доставляло хозяина поместья и его семью на остров для богослужения. В нем всегда хранятся подушки, которые раскладывают на деревянных скамьях, и теплые одеяла, чтобы господ не беспокоил холод от воды.
«На лодке можно отлично расположиться. Парусина скроет нас от любопытных глаз». Юноша достал из рукава записку. В темноте слов было не разобрать, но он помнил каждую букву: «Приходи на пристань один. Сейчас. Хочу попрощаться». Подписи не было, но ее почерк он узнал бы из тысячи. Велизарий сжал папирус в ладони и поднес к лицу, пытаясь ощутить аромат писавшей женщины. «Ммм… Ирина…» – застонал он.
Ирина была единственной девушкой, заставившей Велизария мучиться от страсти. Ее нельзя было назвать красавицей, но что-то в слегка раскосых кошачьих глазах, в иронично искривленных губах неудержимо влекло и завораживало. В ней ощущалась скрытая опасность, из-за которой самый обычный, ничего не значащий разговор распалял больше, чем танцы гетер.
И она отказывала Велизарию. Иногда серьезно и решительно. Иногда с язвительной улыбкой. Иногда даже не удостаивала ответом. Все подарки возвращала. Над его страстью смеялась, а разговаривала так, будто он какой-то несмышленыш, и ничего не знает. Хотя сама была поварихой, и всего на три года старше его.
В начале зимы Вэл лежал в беседке в саду и поигрывал мускулами. После занятия по бою на мечах все тело приятно ныло, и ощущать свою силу было невыразимо сладко. Мимо по какой-то надобности проходила Ирину. Он поднялся, окликнул ее, и впервые не услышал насмешки в ответ. Она была задумчивой и какой-то… необычной. Разговор полился мягко и приятно, наполняя душу радостью, как терпкое вино наполняет кожаные мехи. А когда пришло время расставаться, она вдруг посмотрела на него таким долгим и пронзительным взглядом, что юноша не выдержал – прижал к себе и стал целовать. От вкуса ее губ Велизарий потерял всякий контроль и повалил девушку на скамью. Та впилась в него и, дрожа от страсти, принялась раздевать. Они превратились в двух извивающихся пиявок, присосавшихся друг к другу.
Но как только пояс поварихи упал на землю, из-за кустов донеслось бренчание лиры и голос Иоанна, выводивший:
«Если лазурное море баюкает ветер тихонько,
Бодрым становится сердце пугливое; мне в это время
Суша ничуть не мила, и влечет меня тихое море».
Эти звуки обожгли Ирину, как шлепок ивового прута. Она схватила пояс и бросилась в сад.
Иоанн обнаружил старшего брата с голым торсом и подивился, как ему не холодно в начале декабря. Велизарий не только не стал ничего скрывать, но еще и приврал о том, что «все уже случилось, и сегодня вечером она снова придет».
Однако ночью к горе-любовнику никто не пришел. На следующее утро семью собрал отец и объявил, что