Еще о войне. Автобиографический очерк одного из пяти миллионов. Борис Попов
направленную на разделение: когда наша одежда, от постоянного подъема на плечи мешков, превратилась в лохмотья, всем украинцам выдали поношенные немецкие пиджаки. Русские решали эту проблему самостоятельно. Некоторое время спустя украинцам стали регулярно выдавать дополнительные продукты питания. В первое время они делили их с русскими, но консервы оставляли себе, создавая неприкосновенный запас, затем некоторые отказались это делать.
Следует вернуться к первым дням нашей работы. В самом начале нас предупредили о том, что в случае побега даже одного из членов команды, все остальные будут расстреляны. И мы договорились: никаких самостоятельных попыток к побегу не предпринимать. В случае, когда сложатся благоприятные условия для этого, сделать это всем вместе.
В один из последних февральских дней, утром не досчитались одного русского члена команды. Не успели мы опомниться, как всем русским приказали собрать вещи, посадили в автобус и привезли в гомельский лагерь военнопленных, располагавшийся в черте города. Вот так неожиданно для шести человек из команды закончилась довольно спокойная и не голодная жизнь на почте. Мы очутились в одном из самых страшных лагерей, созданных оккупантами на территории Белоруссии. В мемориальном комплексе, посвященном сожженной вместе с жителями деревне Хатынь, есть мемориалы лагерям военнопленных, в том числе, и лагерю в Гомеле, в нем погибло около сорока тысяч советских военнослужащих.
Дальше началась лагерная жизнь. После санитарной обработки и бани, нас поселили в барак, где были собраны немногочисленные, перенесшие тиф, пленные. После прожарки их одежды с многочисленными следами от вшей, от них исходил специфический неприятный запах.
На отгороженной части лагеря, сложенные в штабеля, находились многочисленные труппы умерших за зиму пленных, Лишь с наступлением весны их стали увозить и хоронить за городом, используя для захоронения противотанковый ров.
Перед наступлением теплых дней в наш барак стали прибывать так называемые «примаки», бывшие военнослужащие, попавшие в окружение, но сумевшие избежать пленения и устроиться в деревнях на жительство. Зимой их не трогали, но на учет взяли. А весной стали их собирать в лагеря. Их переодевали в военное обмундирование, оставшееся от умерших за зиму. В начале марта из собранного контингента сформировали колонну и переправили ее в Бобруйский лагерь. Кормили кое-как, и уже вскоре стала одолевать слабость. Появилось абсолютное безразличие ко всему. Об этом, сравнительно коротком периоде жизни, никаких ярких воспоминаний не осталось. Было еще холодно, чтобы согреться, в бараке жгли костры. Откуда брали дрова и кто это делал – не знаю. Быть может, некоторые пленные работали в городе. От дыма слезились глаза.
В конце марта нас вновь погрузили в вагоны и привезли в Барановичи, затем колонной привели в лагерь, расположенный среди леса. Лагерь назывался «Лесная» и представлял собой ряд землянок, на 500 человек каждая, с двухэтажными нарами внутри.