Преступление отца Амаро. Жозе Мария Эса де Кейрош
он ничего не имел против того, чтобы сделаться священником. Он видел много отцов церкви в доме маркизы. Это были все изящные, холеные господа, обедавшие за одним столом с гидальгами и нюхавшие табак из золотых табакерок. Ему нравилась профессия, благодаря которой он мог жить среди женщин, шептаться с ними, чувствовать близко приятную теплоту их тела и получать подношения на серебряных подносах.
За год до поступления в семинарию дядя стал посылать его к учителю для усовершенствования в латинском языке и освободил от прилавка. В первый раз в жизни Амаро почувствовал себя свободным. Он ходил к учителю один, гулял по улицам, видел город, смотрел на ученье солдат, заглядывал в двери кофеен, читал афиши. Особенно привлекали его внимание женщины. Он стал мечтателен, и по ночам ему часто чудились во мраке женские фигуры или отдельные части их тела: то ножка в лакированной ботинке и белом чулке, то округлая рука в коротком рукаве. В это время перспектива быть священником перестала привлекать его, потому что он не мог жениться. Товарищи, занимавшиеся с ним вместе у учителя, успели оказать на него дурное влияние. Он стал курить потихоньку, похудел и пожелтел.
Когда он поступил в семинарию, длинные, сыроватые коридоры, тусклое освещение, черные рясы и благоговейная тишина произвели на него сперва подавляющее впечатление. Но он скоро подружился с некоторыми товарищами. Они перешли с ним на ты и допустили в свой кружок, где рассказывались анекдоты о преподавателях, взводилась всевозможная клевета на ректора, и высказывались жалобы на затворнический образ жизни в семинарии. Почти все семинаристы скучали по своей прежней вольной жизни. Двор для рекреаций с жалкими деревьями и высокими, скучными стенами казался им слишком тесным; они задыхались в узких коридорах и в зале Святого Игнатия, где они учили вечером уроки. Все скучали по дому и завидовали свободным людям, как-бы бедны и несчастны те ни были. Амаро не оставил дома никого и ничего близкого. Дядя был грубый человек, тетка сидела целый день недовольная и напудренная. Но невольно и он стал скучать по воскресным прогулкам и по ярко освещенным улицам.
Однако его пассивная натура покорилась понемногу, и он втянулся в семинарский распорядок, как послушная овца. Он старательно готовил уроки, аккуратно исполнял все духовные обязанности и достиг хороших отметок.
Ему было совершенно непонятно, как может нравиться семинарская жизнь. Некоторые из это товарищей блаженствовали, шепча с опущенною головою тексты из Священного Писания, и бледнели в экстазе, молясь в часовне. Он не понимал также тщеславных товарищей, которые жаждали получить аристократический приход или мечтали о профессиях вне церкви. Амаро не мечтал ни о какой карьере.
– Я, право, не знаю, – отвечал он на вопросы о его будущем.
Разговоры некоторых товарищей, считавших семинарию тюрьмою, сильно волновали его иногда. Эти мальчики рвались на волю и порывались даже бежать, строя планы бегства и измеряя высоту окон. Их привлекали