Петр Первый. Владимир Буров
собачьим, а нет хрен с тобой – пешком дальше пойдешь.
– Ну и?
– Так и вышло. Снял я тетиву с иво лука-то – силы хватило, но дальше все. Точнее, наоборот: уже не всё помню. Ударил меня лук своей согнутой дугой так, что проснулся, а. А как будто бы это был сон, только вот синяк на лбу был, а теперь, наверное, прошел.
– Ну-ка, дай посмотрю, – дама протянула лапу сквозь прутья забора. – Точно, это был ты.
– Тебя там не было, ты не можешь знать.
– Это естественно, но лбу видно, что ты говоришь правду. Но не всю. И знаешь почему?
– Почему?
– Ты и есть хозяин кобылы, а в стойло поставил своего слугу.
– И как ты только всё угадываешь? Ты не колдунья, а то – если не знаешь – их жгут на костре.
– На костре?
– Или в срубе.
– Ну-у, если бы меня поймали и захотели сжечь в срубе, как Алену Арзамасскую, ты бы спас меня?
– Позволь тебя спросить, как бы я мог тебя спасти, если там будет, как всегда, народу видимо – не видимо. Впрочем, да, конечно.
– Тогда сейчас пойду, принесу тебе мой первый и последний рубль – ибо целого рубля у меня еще никогда не было, тем более серебром.
Она принесла рубль серебром, попросила поклясться, что:
– Больше никогда не поставишь в Щит – Стояло своего слугу.
– Дак, естественно! Он сам – если ты не знала – напросился.
– Почему?
– Хочет в следующий раз тоже иметь средство передвижения, а не бежать за мной, как собака за хвост.
– Дай, грит, потом мне хоть осла.
Веришь?
– Да. И знаешь почему?
– Почему?
– Всем почему-то хочется жить лучше.
– Ну, я пойду?
– Да, конечно. И кстати: ты зачем приходил-то?
Парень остановился.
– Подожди, дай подумаю, – он потер лоб, боли в котором уже не чувствовал, но память только это и чувствовала. По крайне мере, периодически.
– А! Дак у меня письмо барышне.
– Какой еще барышне? – удивилась Алена – если она себя так уже назвала. А нет, так дело не за горами, еще назовет как-нибудь.
Наталья Кирилловна как раз вышла на крыльцо. Хотела зевнуть мечтательно, но передумала, увидел парня, эдакого деревенского оглоеда, но назвавшее – скорее всего – ее:
– Барышней.
– Иди сюда, мил человек, – решительно махнула она рукой, как крылом ласточка.
– Те чё?
– Кому, мне? – Василий оглянулся. – Дак, вот шел к вам, а меня по неопытности напоили и обобрали.
– Не наоборот?
– Вы правы, совсем наоборот, – сказал Василий, и добавил: – Хотя не исключено, что я вспоминал в обратном направлении.
– Ты философ?
– Не думаю.
– Ты ученый?
– Скорее всего, нет.
– Тогда говори прямо, зачем пришел?
– Дак это, письмо потерял, отсюда и начались все мои приключения.
– Что за письмо? Жалованье дворянства?
– Точно! Почти что. Это было письмо к Дуне