Оставь компас себе. Петр Альшевский
расстегнула. Сон жаркий, сексуальности неоспоримой, я, лапочка, тебя до твоего полного счастья прокачаю, спасибо вам, Андрей Валентинович, за заботу, но пропади-ка вы сейчас же!
Андрея Валентиновича торпедировала, а этого мужчину обожду. Он ко мне не пристает, ну и зачем же мне… не пристает, но и слойку не ест. Полностью покусывать кончил. С немигающей нацеленностью на меня весь во зрение превратился.
«Когда на меня так пялятся, меня берет охота позабавиться». Моя подружка Люся подобное сказать не постыдилась. Мне она ровесница, а мужчин у него было – в наш дом культуры не поместятся. Как-то летом за обнаженное колено ее столько хватали, что опухать начало. Если в черный для нее день никакой мужчина ей не повстречается, промежность она бубликом ласкает – маковки, выпуклости… сплошная выпечка! У Люси бублик, у мужчины, что здесь со мной, слойка, половые потребности у него, наверное, колоссальные. Лысоватый, кряжистый, Люся мне говорила, что такой тип мужчин самый лютый.
Его напряжение мне следует снять. Не ртом, как я Коленьке снимала, а разговор поведя. Он, похоже, дозревает до того, чтобы сорваться и на меня броситься, и ради предотвращения я должна от похоти его увести. Про свою беременность ему скажу! Как протекает, какие ощущения доставляет, эрекцию я погублю ему несомненно, она у него… но он же видит, что я беременная. Кофточка у меня прилегающая и не увидеть мой вздувшийся живот возможным мне не представляется.
Беременные женщины носят одежду посвободнее, но я для поездки в Бийск из имеющихся у меня вещей надела шикарнейшую. Мне бы, конечно, ее потом, с поезда уже сойдя, но мне, на платформу ступившей, уже не до кофточки будет. По незнакомым улицам иди, Колю ищи – я, Коленька, беременна от тебя. Хорониться от меня на секретных квартирах тебе не пристало! Не застав тебя в редакции, я спрошу у них твой адрес и сражу же по нему отправлюсь.
«Ваш Николай тут не проживает» – не приведи мне услышать… с какой-нибудь бабой спутался и твое жилье у нее?!
Я, Коленька, идиота рожу. Сломаюсь, сопьюсь и на последней стадии создания полудурка из ребеночка сделаю.
Твоего ребеночка! И умственно плохим я его не стараниями – страданиями я его! В него перельются, образовывающуюся нормальность сожгут, бороться с дебилизмом бесполезно – ребеночек у тебя на всю жизнь изгоем останется. Понимание факта, что ты его папочка, от него заскользит, но я, Коля, ему вдолблю. У тебя есть отец, сегодня мы пойдем к отцу, он от нас запрется, но мы станем звонить, колотить, мы, папа, к тебе! в гробовом молчании ты от нас дверью не отгораживайся! разговаривать не хочешь – не разговаривай, но впусти. Позволь мне твоему восьмилетнему отпрыску штанишки у тебя поменять.
Пролетят годы, и ты, Коля состаришься, загниешь, толковый ребеночек тебе бы опорой, но рожденный мною плечо тебе не подставит. Разбежиться и тебя, древнего старика, плечом в грудь! Захохочет, палец ноги тебе в ноздрю… пощекочет, чтобы и ты засмеялся. Поверхностно