Дорога горы. Сергей Суханов
бы. Но я думаю, шли к Гавлониту, на Ям-Киннерет. Туда стекается всякое отребье. Ничего, скоро Квириний наведет порядок.
Солдаты доели, дружно помочились на костер и направились к лошадям. Двое деловито попинали пленного ногами, разрезали веревку, а затем словно тюк закинули его на спину осла. Командир махнул на прощанье рукой, после чего, не торопясь, отряд тронулся в сторону Себастии.
Темнело. Орха подошла к поперечному косогору, который по бокам огибали узкие, поросшие лесом теснины. У самой подошвы на дне глубокого – в рост человека – оврага журчал ручей.
Первым делом Эзра и Иешуа сняли с мулов поклажу и установили шатер на берегу ручья. Затем уложили караванщика на козью шкуру, плотно закутав в халлук. Пока Эзра разводил костер и кипятил воду, Иешуа ножом срезал кору с вязовых веток. Измельчив ее на камне, он ссыпал кусочки в котелок. Когда вода в котелке выкипела наполовину, а раствор стал светло-коричневым, он подсел к караванщику и осторожно обмыл рану. Затем зашил ее льняной ниткой, после чего обматал плечо раненого чистой ветошью. Бен-Цион сразу заснул. Прочитав вечернюю молитву, друзья договорились, как будут делить ночные стражи.
Глубокой ночью Эзра растолкал Иешуа. Юноша со сна бестолково помотал головой, протер глаза и рывком уселся на шкуре.
– Все спокойно? – спросил он товарища.
– Да, только в ущелье выли волки. Думаю, сюда не сунутся, испугаются огня. Ты подбрось в костер дров, я там сучьев насобирал. Разбудишь нас на рассвете.
Полная луна заливала окрестности мягким светом. Словно кто-то разжег над головой чудесную масляную лампу: копоти нет, а света вдосталь. Иешуа уселся у берега на коряге, которую приволок Эзра. Сначала бросил в костер пару кусков кизяка, чтобы едкий дым разогнал мошкару. Потом добавил несколько сучьев. Костер разгорелся, осветив соседние деревья и край оврага, за которым резко обозначилась черная пустота. Где-то в глубине леса глухо закричала сова: «Ух-хух-ху-ху!..»
Тихо шумела дубрава, растревоженная ночным ветром. Связанные попарно мулы паслись недалеко от шатра, изредка фыркая и помахивая хвостами – отгоняли гнус. Облака рассеялись. В небе ярко горели звезды, мерцающим покрывалом окутывая кроны деревьев.
Внезапно по теснине, совсем близко от лагеря, разнесся протяжный волчий вой. Мулы заволновались: прижались друг к другу, настороженно нюхали воздух. Перед тревожно заржал. Раздался звук осыпающегося щебня. Иешуа повернул голову на шум и вздрогнул. На другой стороне оврага стояли два волка, глядя прямо на юношу. Их глаза горели холодным изумрудным огнем, завораживая, парализуя… Затем звери развернулись и исчезли в темноте ущелья. Иешуа лихорадочно зашептал оберегающую молитву, сжимая в руке амулет, подаренный матерью.
Время шло. Постепенно он успокоился. Легкий ветерок приятно обдувал лицо, плотный халлук согревал, а ветки в костре негромко и монотонно потрескивали. Иешуа смотрел на желто-красные языки пламени, на разлетающиеся искры… Его клонило ко сну. Костер почти догорел, но угли еще жарко тлели, слабо освещая