Мутные слезы тафгаев. Петр Альшевский
но ты Костя Гуслевой и я тебя убью. Ты же мне всю жизнь сломал. Поступил с ней, как истинный пролетарий с дорогой барской игрушкой… Не удержал в памяти? Запамятовал? А я нет…. Да, Костя, мне достаточно того, что я нет. Я!… Не ты!
Нестерову тогда пришлось нелегко, но он справился: у беззащитно подвыпившего Сидоренко была сломана жизнь – Игорь «Князек» сломал ему и кисть левой руки. Но в первую очередь нос. И ребра.
Сегодня иное.
Повисну на твоей двери, об стены бей ее и вздрогни – я не сползу в печали, нет…
Марина Сербенина едет на эскалаторе, Игорь Нестеров безмолвствует пятью ступеньками выше; на сходе с битком набитой змеи стоит Кирилл Елагин – ее муж. Когда Марина оставила эскалатор, Кирилл посмотрел на нее, она на него, Сербенина и в неглиже настороже, она не остановилась, Кирилл ее не остановил, «Князек» ничего не понял; заметив Игоря Нестерова, Елагин поднял руку в приветственном жесте индейского вождя, в конце концов дорвавшегося до тяжелых наркотиков.
– На земле я не чувствую себя в безопасности, – едва поздоровавшись, сказал он Игорю «Князьку». – Посмотрим, что будет под землей. Поглядим, чем там богаты.
– Ты же и так под землей.
– Я о могиле, – пояснил Елагин. – И ты прекрасно осознаешь, насколько я не о метро. О могиле, о природе…
– Для тысяч людей общение с природой заканчивалось летально. Для путешественников, для романтиков…
– Не передразнивай, – процедил Елагин.
– Похоже на мозг…
– На его труды.
– Твоя философия – религия?
– Моя суть не доверяет приходящему в нее извне. – Кирилл Елагин неожиданно и колоритно сморгнул. – Дядюшка Эмерсон говорил, что «героизм это бодрая осанка души, и нам надо все более стеснять области смерти и ничтожества», но лично я тебе скажу: «Жизнь, Князек, это всего лишь кратковременная увольнительная из небытия».
– Возможно. Вполне. Ее дают один раз?
– Не уверен. Но мне и одного за глаза.
Порнография не расслабляет, гашиш не сбивает напряжение, я бы нашел свой шанс, если бы не потерял здоровье – уважая Елагина за его цельность, Нестеров согласился пойти к нему в гости.
Елагин «Князька» особо не звал.
Пойдем, Кирилл, сказал Нестеров. Подожди, Игорь, сказал Елагин.
Моя медитация, Кирилл, не имеет ничего общего с релаксацией. Ты, Игорь, за тюленей, я за гиен – тверской бульвар, Кирилл, снес много моих шагов – наш поезд, Игорь, хрипит и гудит, как страдающее животное.
О чем-нибудь мечтая, следует мечтать о провальной любви. Мечты практически никогда не сбываются, «Князек» на это и уповает, но его мечта практически сбылась: Нестеров не видит приемлемого продолжения своей жизни. Как хороший, но попавший в сложное положение шахматист – ты переходишь улицу, тебя сбивают, над тобой зависает пропитое лицо врача, ты говоришь ему: «как же так, я же по всем правилам переходил»; он, позевывая, подбадривает тебя: «не волнуйтесь. Вас и лечить по всем правилам