Полёт в Чаромдракос. Наташа Корсак
заметила, как за алмазной стеной проплыли две крупные тени. Они явно двигались к воротам и что-то шептали.
– Она и не собирается входить, – сказал кто-то хриплым, воинственным голосом.
– Кажется, да. Она точно из Штейнов? – отвечал ему голос неизвестной мне взрослой мадам.
– Точнее не бывает. Но если она не верит, пусть сидит дома! Лука мог бы и не трубить сегодня, – заключил хриплоголосый незнакомец.
И я услышала, как кто-то раздосадовано зафыркал и, выждав, когда две большие тени исчезнут, взвыл. Так воют добрые, но одинокие звери.
Я испугалась. Развернула коляску в сторону дома и рванула что было сил. Вот только где она эта сторона дома? Понимая, что на коляске я далеко не уеду, я вспомнила слова соек «Ленивая девчонка! Вставай же, вставай!». Я приподнялась на дрожащих руках, чтобы выскочить из своего «двухколесного трона». Ещё и ещё раз, но тщетно! Я позорно вывалилась из коляски на мягкую траву, источающую аромат сладкого молока. И тут та самая мелодия вновь схватила меня за ухо, на этот раз как нашкодившего ребенка:
Бьется сердце, мир волшебный!
Чарумдракози…
Чарум Уранос ке Астра,
Рози не грусти…
Я тут же открыла глаза. И вновь оказалась посреди громадной кровати в квартире ненавистной мне Камиллы Штейн. Голова у меня шла кругом. Это как называется: «В тепле и на морозе приснись кошмарик Рози?» Так во сне меня ещё никто не мучил. Стоп! Так это всё-таки был сон! Ура и слава всем святым!
Всё дело в том, что с тех пор, как маман принесла домой успокоительные витамины, сны приходили ко мне всё реже. Мне давали по одной пилюле на ночь, и я моментально засыпала. Врачи говорили, что у слишком впечатлительных детей (вроде меня) бывают очень неспокойные сновидения. Погружаясь в них, детский мозг якобы не отдыхает. Но мои-то грезы не сулили ничего дурного. В них я даже могла летать. И пускай сны мои были неспокойными, мне там больше нравилось. Но родители сказали: «Нужно беречь нервы. Жизнь и так слишком сложная, чтобы, ложась спать, она становилась ещё более необъяснимой». Они никогда не спрашивали, что мне снится. А когда я сама заводила разговор о потрясающих ночных полетах над ночной Сеной или о моих прогулках по Луне, папа лишь качал головой и со всем своим авторитетом заявлял:
– Рози, во сне нужно спать, а не порхать с берега на берег, с планеты на планету. Птицы могут летать, самолеты могут, воздушные шары, а людям этого не дано. Понимаешь?
– Но я парила над Сеной вместе с голубями! Размахивая, представляешь, не крыльями – руками! Они даже болят всё ещё, вот потрогай, – хвасталась я.
– Рози, помнишь, вчера вечером мы смотрели по телевизору передачу о перелетных птицах?
– Ну…
– Вот ты и пересмотрела, – ответил отец. – Больше никакого телевизора на ночь. Ребенок должен расти в реальности в нормальном мире, а не летать по ночам, – констатировал он.
А я с тех пор зареклась говорить и отцу и маман о своих снах, чтобы не будоражить их тухло-зелёного спокойствия.
Но однажды моя скромная