Швейк в Нью-Йорке. Роман. Луиджи Лунари
комиксов, Чарльз В. Браун, казалось, окончательно закостенел в этой своей ипостаси.
Однако, когда ему исполнилось тридцать два года, на торжественной церемонии открытия нового агентства банка он познакомился с женщиной, которая стала его женой. Она была дочерью вице-президента Чейз Манхеттен Банка и первой и единственной женщиной, в глазах которой, защищённых, впрочем, очень толстыми линзами, он не прочитал немедленного выражения ужаса. Беседуя с ней в тот вечер, он впервые отказался от привычных циничных шуток, типа тех, с какими любил представляться: я брат Гари Купера, но он потребовал, чтобы я сменил фамилию, и они долго разговаривали об Оксфорде, о мосте Ватерлоо, о белых рифах Дувра и так далее. Два месяца спустя они поженились, в результате чего карьера, нрав и жизненная философия Чарльза В. Брауна поменялись радикальным образом.
Его ум, которым прежде он пользовался для обнаружения, обнажения и обличения самых скрытых мерзостей бытия, теперь обратился на поиск и любование самыми положительными и добродетельными его аспектами, на замену чёрного нигилизма надеждой и оптимизмом. Его душа открылась, и из её глубин, словно по принципу компенсации, высвободилось страстное и утончённое чувство прекрасного, которое, как оказалось, всегда жило в ней, но которое он, в удавшейся попытке не соразмерять себя с этим прекрасным, заморозил в собственном глубоком и тайном бессознательном. Выяснилось, что Чарльз В. Браун любит хорошую музыку, поэзию, внешнюю элегантность во всём: в людях, в предметах, в природе. Его дом стал негромким гимном красоте: изящный архитектурный облик, изысканная простота обстановки, никаких уступок роскоши, мишуре, китчу, эксцентричности и броскости. В нем не было ни одного предмета, который не был бы достоин лучших дизайнерских журналов как образец функциональной элегантности и абсолютного равновесия между красотой и пользой. При этом его вкус не ограничивался лишь плодами современной американской промышленной цивилизации, практичными и утилитарными по сути, но распространялся и на добропорядочную и основательную буржуазную культуру старушки Европы.
Долгое время ему не удавалась расстаться лишь с одним из своих прошлых комплексов. Как-то в юности он посмотрел фильм Красавица и чудовище с Жаном Марэ в главной роли, и в течение долгих месяцев его терзало осознание того, что он ещё ужаснее не только Жана Марэ самого по себе, но и Жана Марэ в роли чудовища, даже в звериной маске излучавшего волнующее окружающих обаяние, чего, как ему казалось, сам он был начисто лишён. В наиболее потайных уголках сознания он долгое время взращивал мечту о чудесном превращении, на рациональном уровне отдавая себе ясный отчёт в том, что ему никуда не деться от собственной телесной оболочки, и после свадьбы постоянно снижал количество лет, которое был готов отдать в обмен на красоту Жана Марэ или Марлона Брандо: не больше десяти, как в первые