Ветер с севера. Симона Вилар
ел, откусывая то с одного, то с другого края. Ги расслышал, как тот что-то пробормотал, наблюдая за Эммой, а затем слегка толкнул в бок сына графа.
– В девчонке сидит бес. Клянусь небесным светилом, погубит она тебя, парень.
Ги надменно повернул голову:
– Она дочь графа Байе и моя невеста. Будь любезен, Эврар, в дальнейшем отзываться о ней исключительно с почтением.
Кривая ухмылка тронула губы мелита, усы его дрогнули.
– Если меня не подводит память, кто-то еще вчера клялся всеми святыми, что намерен посвятить себя Господу и нисколько не помышляет о браке. А сегодня я убеждаюсь, что сам Адам так не таял в раю перед Евой, протягивающей ему запретный плод, как этот маленький святоша, забывший вдруг о всех своих планах ради рыжей вертихвостки.
Ги на этот раз смолчал. Что и говорить, он всю дорогу препирался с отцом, настаивая на своем желании остаться в обители Святого Мартина. Фульк был груб с сыном, а его ратники откровенно насмехались над ним. И лишь Эврар Меченый поддерживал его в пути и оказывал помощь, добровольно взявшись ухаживать за его лошадью, ибо заметил, что воспитанник монастыря с этим справляется довольно скверно. Порой они беседовали, и Эврар спрашивал, зачем Фульку Анжуйскому понадобилось так скоропалительно обвенчать сына с дочерью сестры. Ги пожимал плечами и высказывал предположение, что это делается, чтобы угодить Пипине, которая торопится устроить судьбу своей дочери-бесприданницы. И тут же снова начинал твердить, что даже перед алтарем он будет без конца повторять «нет». Меченый внимательно слушал юношу, и Ги казалось, что Эврар одобряет его. Мог ли он предположить тогда, что его с первого же взгляда пленит эта рыжеволосая девушка с восхитительным голосом ангела?
Он вновь почувствовал теплоту в груди, когда увидел, что юродивый монашек, глупо хихикая, протягивает Эмме лютню с длинным грифом. Видимо, даже в помутненном рассудке этого блаженного голос девушки вызывал какой-то смутный восторженный отклик.
– Что же мне спеть? – смеясь, спросила девушка, когда со всех сторон посыпались просьбы.
Она и сейчас не заставила долго себя просить. Ги с восхищением смотрел, как Эмма, настроив лютню, взяла несколько аккордов. И вновь, заставляя умолкнуть шум толпы, зазвучал ее божественный бархатистый голос:
Эй, наполните рога
Даром лозы виноградной.
Сам бог Луг[47]
Вступает в круг
С песнею отрадной.
Ги невольно нахмурился. Это была старая языческая песня о прежних богах, которых Церковь почитала демонами. Удивительно было слышать ее из уст девушки, выросшей в монастыре. Однако монахи, видимо, не были этим обескуражены, и Ги почувствовал, что здесь, среди лесов, еще живучи старые верования и предания. Недаром братия лесной обители не выказывала особого рвения, обучая свою паству христианской доктрине. Сам преподобный Радон, размахивая чашей, подхватывал, когда Эмма пела о том, чтобы
Луг – древнее галльское божество.