Ангелы. Дарина Грот
мерзкий университет!
Мне хотелось сказать еще кучу гадких прилагательных, описывающих мою ненависть и нежелание учиться в этом дряхлом болоте. Но я не мог говорить при Розе какие-то гнусные слова, мне казалось, что она девственно чиста, и я не должен засорять ей голову гадостями.
– Пойдем «мечта», покурим! – вытирая крошки, предложила Роза.
Я кивнул головой, взял мусор, оставшийся после нас, и выкинул в помойку, идя сзади нее.
До начала пары оставалось минут двадцать. Я стоял и наслаждался табаком. За совсем короткий срок я скурил много сигарет, но в университет идти не собирался.
Роза, уткнувшись мне в грудь, стояла и потрясывалась от зимнего холодка. Я обнимал и прижимал ее к себе, пытаясь согреть. Вот мы и стояли молча в курилке, обнявшись и впитывая воздух. Порой мне совсем не хотелось с ней разговаривать, мне безумно нравилось просто стоять и чувствовать ее. Плюс, в тот момент, я немного нервничал: я совсем не любил выступать с мудатскими докладами перед людьми, которым абсолютно насрать на тему и на доклад.
Я четко видел у себя перед глазами аудиторию, наполненную студентами, которых меньше всего интересует учеба во время учебы, которые сидят, тихо вертятся и ржут. Ты же, как ничтожное создание, стоишь у доски с бледной рожей и потными ладонями и пытаешься понять – они ржут над тобой и твоим докладом или им просто хочется ржать. Ну, черт со студентами, у них есть всего лишь пять-шесть лет, чтобы поржать. Но вот профессор, сидящий за спиной c надменной мордой, что-то чиркая на своей кипе бумаг – вот это уже жуть. Причем его идиотские чертежи не имеют никакого отношения к читающему доклад. Вот и получается, что больше всех насрать самому профессору. Для него время докладов – сонное время, когда надо сидеть и делать вид, что слушаешь херню, которую несет студент, смотреть за остальными уродцами в аудитории, и не уснуть при этом. Меня угнетали эти мысли.
На кой черт заставлять несчастных студентов сочинять бредни сумасшедшего в виде доклада, чтобы потом все мучились? Для того чтобы руки перестали потеть, когда с людьми разговариваешь и рожа не бледнела? Это, конечно, развитие нужной привычки, но это же просто невозможно, когда всем насрать!
В итоге вырабатывается немножко другая привычка – университет убивает не боязнь быть оратором и выступать перед людьми, он развивает черту пофигизма: меня не слушают – плевать, на меня не смотрят – плевать, я обложался – плевать и так далее. То есть, начиная с университета молодежь поощряют, делая из людей живых роботов, убивая одну за другой эмоцию и чувство. Весь мир насрал на себя и наслаждается, прибывая в этом чудном говнице! И чего ж я так расстраивался? Если везде одна и та же однородная масса – надо радоваться! В университете общество учили прибывать в этой массе, не обращая внимания на то, что масса эта – говно! Все происходит путем лишения человека чувственности и понимания.
– Где ты был? – в курилке появился Люцифер с красной рожей – видимо бегал много на физкультуре. – Бакасо сегодня, как Сатана! Всю группу! Загонял!
– Мы завтракали! – ответила вместо