Бунтующий Яппи. Василий Богданов
скрепки, ножницы, степлер, дырокол.
Аккуратные квадраты бумаги формата А-4 разложены на столе. Некоторые чистые, другие испещрены чёрными буквами. Буквы-буковки-буквицы – букашки, сожжённые увеличительным стеклом и скрюченные в агонии. Я сижу – жалкий длиннорукий горбун перед голубоватым глазом монитора. Стучу. Мелькают исковые заявления, договоры, доверенности, бесконечные базы данных. Кто бы сказал мне в детстве, что придётся пускать себя в расход из-за такого… Тело, розовое, неуклюжее, вскарабкивается на край ванны, подбирает непослушные конечности, выгибает спину дугой, выставляя перламутровые гребни позвонков, и с глухим стуком переваливается вовнутрь. Ай! Визгнули нервы ошпаренной кожи. Горячо! Та-а-ак. Теперь хорошо. Теперь отлично. Душ-ш-ш-ш-ш…
– Сколько в городе душ?
– Ни души.
Так надо отвечать. А то если скажешь: «Три души», – душить будут ровно три раза. Пить хочется, а вокруг ни души – все спят. Сейчас бы минералки, или кислого квасу из бочки, или воды «Буратино», а то горло ссохлось, и нёбо растрескалось, как земля в пустыне. Я сижу на стульчике. И Руслика тоже загнали спать после обеда. «Через часик», – так они сказали. Руслан выйдет через часик. Интересно, это долго? Когда ждёшь чего-нибудь, то всегда долго. Часик, наверно, меньше, чем час. Кто придумывает имена? Вот Руслик – тот Руслик, костлявый, с худыми лягушечьими руками и яйцеобразной головой, стриженной бобриком. А меня зовут Глеб. Глеб, ну и имечко! Слово – обрубок, слово – кирпич, слово – хлебная корка! Глеб, Бгле, Гелб, Глбе, Лбег – крошатся буквы. Не может быть, чтоб я был Глеб.
– Здорово, Миха!!! – гаркнул Руслик. Он не зовёт меня Глебом. Говорит: имя корявое. Почему-то для него я – Миха.
Руслик – мой закадычный друг. Что такое «закадычный», я не знаю. Но так говорят. Я потрогал себя за кадык. А у баб нет кадыка. Руслик ковылял по коридору, приволакивая ногу. Значит, опять ранили. У него папа – военный. Он подарил Руслику ремень. Настоящий. Солдатский. Из кожи. А на пряжке – звезда! Раз Руслю пороли этим ремнём. Он говорит: на мягком месте остались отпечатки звёзд. Больно, наверное, но здорово, когда на заднице – звёзды, а на каждой – серп и молот!
И я сказал:
– Шла Матрёна с тестом,
Упала мягким местом.
Чем думаешь?
А Руслик засмеялся и сказал:
– Жопой!
– Ты жопой думаешь!
А Руслик не понял:
– Почему?
– Потому что сам сказал. Я спросил: чем думаешь, а ты – жопой!
Руслик хихикнул
– Глеб-гле-бгле-бгле, – говорю. – Что я только что сказал?
– Глеб.
– А если быстро, то выходит – Бгле.
– Скажи лучше быстро «катить», – осклабился Руслик.
– Катить-катить-катить, – затараторил я. – Титька!
– Титька! – радостно подтвердил Руслик.
Титька – хорошее