Приказано: выстоять!. Анатолий Петрович Горшков
в нем?
– Сто килограммов, – Журило крякнул, поднатужился и, взвалив мотор на плечи, пошел к клети.
Ну и здоров же, – сказал я.
– Здоров, – согласился военком. – Он эти движки в забой сам носит. Там же не повернешься вдвоем-втроем. А главный инженер – мужик суровый. Разгон такой устроит, если в забое что не так…
Журило шел тридцать второй год. Родился он в городе Богодуховке Харьковской области, закончил семилетку, потом рабфак. Работал на строительстве Днепрогэса мастером-монтажником тяжелого машиностроения, потом на заводе «Электросталь» в Запорожье. Беспокойная, веселая, деятельная его натура искала великих дел, знаменитых строек. Так попал он в Подмосковный угольный бассейн, стал шахтером, работал на шахте № 20 и 20-бис. В тридцать девятом году назначен главным механиком 26-й Сталиногорской шахты.
– Человек он надежный, – сказал военком, – не подведет, если что.
Журило вернулся не один.
– Вот, Василий Карпович Короб. Наш пулеметчик. Бревно на доски из пулемета может распилить.
Мы познакомились.
– Давай, Вася, собирай людей, – сказал ему Журило. – Штурмовать Урванку будем.
Не спеша во двор тянулись бойцы истребительного батальона. Многие шли сюда прямо из забоя, узнать их можно было по не просохшим после душа волосам.
Командовал сводным батальоном из рабочих, ИТР и служащих 22, 26 и 27-й шахт начальник 26-й шахты Петр Сергеевич Доньшин.
– Равняйсь! Смир-р-р-но! – командовал Доньшин. – Напра-а-во!
Шахтеры не спеша повернулись. Строй дрогнул, и длинная колонна направилась в сторону деревни Урванка. Мы шли по обочине дороги. Вечерело, жара спала. Дождей не было давно, деревья, трава посерели от пыли, в пыли терялся и хвост колонны. Я приглядывался к батальону. В нем собрались люди уже в возрасте – молодые ушли на фронт в первые дни войны. Лишь изредка мелькало юное лицо: этого человека удержала бронь на шахте. Шахтеры шли молча, сосредоточенно, так, подумал я, как привыкли идти на работу.
– Не умеют они у тебя строем ходить, Петр Сергеевич, – сказал военком Доньшину. – Научил бы.
– В ногу ходить – штука не хитрая, научатся, – ответил комбат. – Вот фашиста бить научиться – это работа посложнее.
– Пусть идут, как идут, – сказал я.
Две телеги громыхали сзади. На них везли пулемет, ящики с патронами и гранатами, мишени.
Урванку «брали» по всем законам воинской тактики. Стоя на холме, я видел, как умело шахтеры использовали складки местности, как скрытно выдвигались по оврагам на рубеж атаки, как дружно и грозно поднялись, и грянуло «ура-а-а!», от которого собаки в деревне попрятались в будки.
– Переходите к обороне, – приказал я. – Танки заходят вам с левого фланга, вон по той дороге, – показал и глянул на часы. Комбат прищурился, оглядывая позицию, которую я указал, смерил взглядом расстояние до несуществующих танков.
– Связные, ко мне! – крикнул он. – Семеныч, давай в первое отделение. Пусть