Приказано: выстоять!. Анатолий Петрович Горшков
от волнения.
– Товарищ командир, – обратилась она ко мне, – можно сказать?
– Вы кто? – спросил я ее.
Но ответил Журило:
– Клавдия Чурляева, дежурный электромеханик, «щитовая» наша на подстанции, – и, повернувшись к Чурляевой, плачущим голосом сказал: – Ну сколько раз тебе говорить, что нельзя тебе в батальон? Да и не решает эти вопросы товарищ Горшков.
– Дядя Коля, – она умоляюще глядела на Журило.
– Ну, есть же Доньшин, есть его заместитель, вот и иди к ним проси.
– Они не записывают, а я в батальон хочу.
– Влюбилась ты в кого, чи що? – почти застонал Журило.
– Я иду затем же, зачем и вы, – сказала она. Журило только головой замотал. Мы засмеялись.
– Мы ведь не на прогулку собираемся, – попытался удержать я Чурляеву, но заметил в ее глазах слезы обиды и замолчал.
– Все равно уйду на фронт, – решительно сказала Чурляева, отстраняясь от Журило. – Но я хотела со своими, а вы… – И в ее голосе прорвалось столько боли и обиды, что мы поняли – эта не отступится.
– Придет Доньшин, разберитесь с ней, Николай Ильич, – сказал я, прощаясь со всеми. Протянул руку Чурляевой. Рукопожатие у нее вышло крепкое, мужское, хотя ладошка была маленькая.
– До свидания, товарищ…
Я даже предположить не мог, что это свидание будет таким скорым.
ГЛАВА III
Сводки Совинформбюро не приносили ничего утешительного. Наши войска оставили десятки городов, сел, деревень. Те места на границе, где всего лишь несколько десятков дней назад я находился, где когда-то служил, остались в глубоком тылу врага. Все явственней нарастала угроза Москве, а значит и Туле, стойкость которой будет играть важную роль в обороне столицы.
Истребительные батальоны, диверсионные группы, партизанские отряды – вот те три «кита», которыми денно и нощно приходилось заниматься нашему отделу. И чем ближе придвигалась линия фронта, тем напряженней мы работали. Особое внимание и обком партии, и наше управление НКВД уделяли южным и западным районам области. Именно там ждали появления врага, там ему предстояло дать отпор.
Я ехал в очередную инспекционную поездку в Черепетский район с тяжелым сердцем. Фашисты ввели в бой свежие мощные силы, линия фронта прорвана, бои идут на Московском и Брянском направлениях. Писем от семьи не получал уже давно, и это тоже беспокоило: как там они в эвакуации, на новом месте?!
Дорога нырнула в лес. Густые кроны дубов смыкались в вышине, повеяло прохладой.
– Вот где партизанить, а, Анатолий Петрович? – оторвал меня от невеселых дум шофер. – Сам черт не найдет, не то что фрицы.
– Да, места здесь на глухомань богатые, – сказал я, внимательно вглядываясь в чащу леса.
В Черепети нас уже ждали в районном отделении УНКВД начальник его Михаил Михайлович Щербаков, стройный, подтянутый, немногословный, он должен был сопровождать нас.
– Пойдемте к Тетерчеву, – сказал он. – Заодно посмотрите Черепеть.
Мы