Сын цирка. Джон Ирвинг
– Вере было двадцать пять. Кроме того, пока ничего еще не зная о прихоти Веры тут и там обнажать грудь, Фаррух обнаружил замечательное сходство актрисы со старыми фотографиями, на которых ему так пришлась по вкусу леди Дакворт.
Это случилось вечером в пустом бальном зале, когда даже каменные полы и неустанно вращающиеся потолочные вентиляторы не могли охладить душный и влажный ночной воздух, хлынувший в «Дакворт», как густой туман с Аравийского моря. Даже такие безбожники, как Лоуджи, молились о муссонных дождях. После ужина Фаррух проводил Веру в бальный зал, но не танцевать с ней, а показать ей фотографии леди Дакворт.
– Вы мне кое-кого напоминаете, – сказал актрисе молодой человек. – Пожалуйста, можете сами убедиться. – Потом он улыбнулся своей матери Мехер, которую, похоже, не очень-то радовали ни угрюмое высокомерие Невилла Идена, который сидел слева от нее, ни пьяный Дэнни Миллс, который сидел справа от нее, уронив голову на сложенные руки, покоившиеся в его тарелке.
– Да! – сказал Гордон Хэтэвей своей племяннице. – Тебе стоит увидеть фотографии этой бабенки. Она тоже показывала всем свои сиськи!
Слово «тоже» должно было предупредить Фарруха, но он подумал: Гордон намекает лишь на то, что леди Дакворт обнажалась в довесок к другим своим особенностям.
На Веронике Роуз было платье из муслина, без рукавов, которое прилипало к ее спине, когда, потная, она откидывалась на спинку кресла; ее голые плечи вызвали мучительное страдание у даквортианцев, и в особенности у недавно взятого на службу парса мистера Сетны, считавшего, что женщина, полностью обнажающая руки в общественных местах, скандально нарушает границы дозволенного, – это только шлюха может еще и груди показать!
Увидев фотографии леди Дакворт, Вера была польщена; она приподняла сзади влажные пряди светлых волос над мокрой шеей и повернулась к молодому Фарруху, у которого при виде дорожки пота под мышкой у женщины шевельнулась плоть.
– А мне подойдет такая прическа, как у нее? – сказала Вера, позволив затем упасть волосам обратно.
Фаррух, глядевший на ее спину, пока они возвращались в обеденный зал, не мог не заметить сквозь мокрую ткань платья, что на ней нет лифчика.
– Ну и как тебе эта гребаная эксгибиционистка? – спросил ее дядя, когда они вернулись.
Вера расстегнула несколько пуговок на белом муслиновом платье и показала всем свою грудь – всем, включая доктора Даруваллу, а также его жену миссис Даруваллу. И семейство мистера Лала, обедавшее за соседним столом вместе с семейством Баннерджи, конечно, тоже очень отчетливо разглядело грудь Вероники Роуз. А мистер Сетна, недавно уволенный из клуба «Райпон» за нападение на неучтивого члена, которого он облил горячим чаем, – этот самый мистер Сетна так сжал свой серебряный поднос, как будто собирался прихлопнуть насмерть эту голливудскую девку.
– Ну, что я думаю? – спросила свою аудиторию Вера. – Не знаю, была ли она эксгибиционисткой,