Ветер полнолуния. Дмитрий Байдак

      Сонный дух мосты плетет

      и быки на спины

      принимают свой пролет.

      Тёмен двор Гостиный.

      Плач сигнального огня

      мечется по стенам;

      то прешпектами в санях

      мчит курьер военный.

      Может, гоголевский бред

      бередит Россию?

      или упряжь новый Смерд

      ладит ей на выю…

      То ли ужас входит в кость

      узника порфиры?..

      С четырех сторон взялось

      пламенем полмира;

      над знамением всерьез

      сонный дух хлопочет.

      Загоняет время пес

      пес небесный, Гончий…

      Когда возлюбленная смотрит снизу,

      положив голову тебе на грудь, —

      не правда ли, что ее глаза похожи

      на тлеющее двоеточие

      перед дальнейшим перечислением

      поцелуев?..

      Громкие голоса на темной улице ночью

      проходят волной по дому, расплескивая децибелы

      отдельными наблюдениями, детскими страхами, сочным

      матом и обязательным хохотом баб дебелых

      Это – заочный урок раскованной прозы. Впрочем

      если ты пишешь сразу в длину строки

      и рифму к ней на подходе имеешь, минуя смысл, —

      значит, ты одноног умом, но не с той ноги

      лечь ухитрился, чем уровень свой повысил

      (всё соблюдается, но не видать ни зги).

      Сон обязательно в руку, затекшую под подушкой.

      Надо проснуться, походя зарифмовать следы,

      в новую форму чернила влить, отнести на сушку

      некоему филологу. И нюхать табачный дым,

      покуда он разберется в деталях новой игрушки.

      «… Облезает зима, истекая в решетки и люки

      из-под черного снега вдоль мокрых проезжих частей,

      так похожих на реки, противные всякой науке

      и углами прямыми, и кучей собачьих костей,

      похороненных рядом с опорой рекламного стенда

      в баснословной могиле без гроба сержантом ГАИ, —

      не по зову души, а ввиду пониженья процента

      чистоты и порядка на улицах города, и

      по прошествии марта все тайное вышло наружу,

      бытие забурело, охрипнув от высшего «до»,

      и падением тела в холодную скользкую лужу

      отрезвило сознание», – «Слишком напыщенно. Но..

      Стена, твой пористый бетон

      не охлаждает, только колет;

      обратно лепят новый хоббит

      и разливают ацетон.

      За дальним мостом солнце задом

      садится в реку. Ум, зараза,

      заходит медленно за разум;

      пересыхает Иордан и прекращает интифаду.

      Таки врасти в пределы