Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов. Эмилио Сальгари
успев только крикнуть:
– О моя Элеонора!
Эль-Кадур и Никола, которые видели, как он упал, бросились к нему, а папаша Стаке вне себя завопил:
– Они ранили виконта!
Крик услышали на батарее. Перпиньяно и герцогиня, в тревоге, бледные как смерть, бросились вверх по лесенке, а солдаты, поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, прекратили огонь.
Герцогиня кинулась к виконту.
– Гастон! – кричала она, заливаясь слезами.
Л’Юссьер, которого поддерживали Эль-Кадур и Никола, улыбнулся:
– Пустяковая рана… Не пугайтесь, Элеонора… Пуля прошла грудь навылет… может быть…
Больше говорить он не мог. По телу прошла судорога, он смертельно побледнел, широко открытыми глазами посмотрел на герцогиню и упал на руки Эль-Кадура и Николы.
Элеонора пронзительно вскрикнула, потом выпрямилась и погрозила галере кулаком:
– Гнусные подлецы! Вы его убили!
Она подняла шпагу, которую выронил виконт, и с отчаянным криком рассвирепевшего зверя бросилась на шканцы:
– За мной, мои храбрецы! Перебьем этих презренных гадов и сами погибнем!
Эль-Кадур, поручив Л’Юссьера Николе, одним прыжком поравнялся с герцогиней.
– Госпожа, – сказал он, – что ты делаешь? Синьор виконт всего лишь ранен. Зачем тебе искать смерти, если он может поправиться?
– Отойди, дай мне умереть!
– Нет. Мне велено тебя оберегать, госпожа. Тебя доверил мне твой отец. Смотри, турки тоже прекратили огонь, и Метюб делает нам знаки, чтобы мы сдавались.
– Метюб! – воскликнула герцогиня. – Капитан Хараджи! Мы пропали!
Силы вдруг покинули ее, она упала на бухту каната, закрыв руками лицо, и глухо зарыдала.
Тем временем галера вплотную подошла к галиоту с кормы, и мусульмане принялись бросать толстые кранцы, чтобы смягчить удар при абордаже, и закидывать абордажные дреки между вантами и линями грот-мачты.
Первым на шканцы галиота прыгнул Метюб в сверкающей кирасе и тяжелом бронзовом шлеме с поднятым забралом, а за ним человек двенадцать турок, все, как и он, в железных доспехах, вооруженные длинными пистолетами с дымящимся запалом и кривыми саблями с широким клинком.
– Счастлив увидеть тебя снова, синьора, – с насмешкой сказал он, обращаясь к герцогине. – Ты восхитительная женщина, и в этом платье нравишься мне гораздо больше, чем в том, что ты носила в замке. Так, значит, ты дочь паши Медины, а вовсе не сын. К несчастью для Хараджи.
Услышав эти издевательские слова, герцогиня вскочила, как львица, схватив шпагу, которую только что уронила.
– Ты, ничтожество! – крикнула она. – Однажды я тебя ранила перед племянницей Али-паши, а теперь я тебя убью! Защищайся, женщина тебя вызывает! Ты ведь хвастал, что ты лучший клинок мусульманского войска! Выходи, если не трусишь!
– Струсил! Хочешь убить меня пулей! Покажи, какой ты рыцарь, турок! Я женщина, но ты-то мужчина!
Турок отскочил назад и быстро выхватил из рук солдата