Боги выбирают сильных. Вторая книга трилогии «Наследники Рима» в новой редакции 2017 года. Борис Толчинский
он обвинил правительство, то есть меня, что мы похитили её, а может, и убили!
– Я читала его речь, – сказала Медея. – Искусная смесь избранной правды и откровенной лжи. Сенаторам непросто будет выделить первое из второго!
– О чем ты говоришь, подруга? Кто станет этим заниматься? Дядя представил дело так, что мы – жестокие и вероломные интриганы, посягнувшие на самое святое, что есть у членов Высокородного Сената, – на их честь. А он, Корнелий, единственный защитник справедливости, закона и поруганной «бесстыдным правительством» чести! И это объяснение устроило сенаторов. Измены дочери Фортунатов не оказалось – имели место похищение, убийство и провокация врагов; такое ещё можно пережить. И благородное собрание дружно выразило сочувствие коллеге Марцеллину в связи с утратой любимой дочери… Вот так, подруга: я просчиталась! Я думала, что Доротея любит Варга и выберет его, а не отца. Я и теперь так думаю. Но я надеялась, что дядя прибежит ко мне, моля как-то уладить это дело. Он поступил циничнее и проще: между дочерью и властью он выбрал власть. О, Медея! Как я могла такое проглядеть? Я, та, которая, подобно Корнелию, пренебрегла родными и выбрала мирскую власть! Мне это непростительно, подруга.
– Нужно отыскать Доротею. Когда её увидят в добром здравии, всем станет ясно, что обвинения Марцеллина беспочвенны, что это просто клевета.
София всплеснула руками и воскликнула:
– Vice versa!25 Если она появится сейчас в Темисии, дядя тем более заявит, что это мы похитили его дочь, однако, испугавшись крупного скандала, решили возвратить её. Это во-первых. А во-вторых, Дора у Варга, и Свенельд у него… Варг не отдаст их нам по доброй воле!
– Не обязательно испрашивать его согласия, София.
– Нет, не могу, Медея, не могу. Оставим эту тему. Я попытаюсь тихо замять скандал. На наше счастье, комиссию по расследованию возглавил Леонтий Виталин. Это достойный человек, заметный член нашей фракции, он не позволит дяде огульно обвинить нас. Расследование не завершится скоро; мы его затянем и запутаем. У меня наготове десятки фиктивных улик против правительства; эти улики будут подброшены комиссии сенатора Виталина как свидетельства нашей виновности…
– …А когда комиссия увидит, что эти улики лживы, не будет веры и уликам твоего дяди! – подхватила Медея.
– Именно, – кивнула София. – Лучший способ дискредитировать оппонентов – это показать абсурдность их обвинений. Дядя заявляет, что мы, обойдя закон, подбросили герцогу Круну сто империалов? Очень хорошо. Сенаторы увидят документы, в которых фигурируют сто тысяч империалов! Скажи, Медея, кто поверит, что мы передали варвару сто тысяч империалов, или пять тонн золота? Дядя заявляет, мол, мы использовали подставных игроков? Прекрасно. Мы предъявим в Сенат документы, свидетельствующие о том, что многие плебейские магнаты нагрели руки на войне в Нарбоннской Галлии, и дядя, очень вероятно,
«Напротив!» (