Танец мотылька. Диана Билык
Где моя одежда?
Дверь в ванную открывается.
– Держи, – Марк протягивает сложенные аккуратной стопкой спортивки и футболку, – Лиза еще вчера принесла.
Я нервничаю. Спокойно стоять возле голого мужчины нереально, особенно если он выдает себя за твоего мужа. Довольно пикантная ситуация, правда?
– Благодарю, – процеживаю сквозь зубы.
– Так официально. Вика, меня уже порядком напрягает твое поведение. Ты или говоришь, что не так или… – он застывает на полуслове. Задумался.
– Все нормально, у меня просто шок, – оправдываюсь. Я боюсь. Он страшный. А вдруг психанет? Лучше Зуеву признаюсь.
– Хорошо, и мы, наконец, должны поговорить о том, что случилось перед аварией, – Марк понижает странно голос.
Опа! А что случилось? Округляю глаза.
«Муж» щурится, будто проверяет, помню я или нет. Он пугает меня до колик.
– Да, конечно, – бросаю я и закрываю перед его носом стеклянную матовую дверь душа.
Слышу тихую ругань, затем – удаляющиеся шаги. Мужчина шуршит тапочками по паркету.
Облегченно выдыхаю.
О чем он говорит? Что еще случилось?
Играть комедию дальше нет смысла, я только больше запутываюсь в этой нелепой паутине. И что меня дернуло сделать вид, что помню его? Что значит «помню»? Моя жизнь – это танцы и работа, там нет никаких мужей, свадеб и прочего! Почему я должна выкручиваться? Но интуиция ведет меня в обратном направлении и твердит мне молчать. Какое жуткое и неприятное чувство.
Быстро ополаскиваюсь и переодеваюсь.
Выхожу из ванны и сталкиваюсь с Марком взглядом. Он заправил импровизированную двуспальную кровать и разлегся на ней, закинув руки за голову. По его широкоскулому лицу плавает странная ухмылка: довольная и загадочная. Что теперь?
Оборачиваюсь и понимаю в чем дело. Свет из окна падает на дверь душа и просвечивает все, что там находится. Вот же ж! Извращенец! Специально дверь в ванную не закрыл! Кровь приливает к лицу. Я нервничаю и, хлопнув дверью, выхожу в коридор.
– Привет, Вика, – тут же перехватывает меня Марина.
Она осматривает мои раны на лице. Удовлетворительно качает белым колпаком, из-под которого выглядывают светлые кудряшки.
– Через полчаса Бенедикт Егорович проверит твои ребра.
– А можно к нему сейчас?
– Нет, он занят. Он сам зайдет.
Хочется завыть.
Ладно. Полчаса потерпеть могу, но вот я совсем не желаю признаваться в амнезии при «муже».
– А Зуев не может меня осмотреть у себя?
– Что за глупости? Все, иди, у меня пациентов на уколах еще восемнадцать человек.
Марина выглядит устало. У нее чуть припухшие веки и розовые, налитые щеки. И почему она не Марья или Маруся? Так и прилипает к ней образ барышни из старинных славянских сказок, не хватает только цветастого платочка и веретена.
Я уже собираюсь уйти, но вдруг вспоминаю:
– А ты не знаешь, приходил ли вчера следователь?
«Марья» приподнимает глаза от кучки крохотных