Танец мотылька. Диана Билык
ней пожилой мужчина. Нахожу в его взгляде что-то едва уловимое: близкое и знакомое. Встряхиваю головой. Некогда локоны, а сейчас засаленные бурые трубочки, трясутся на плечах.
Пестов прочищает горло, шуршит бумагами, затем протягивает мне руку.
– Ваши документы говорят о другом, – он передает в раскрытом виде паспорт, а я все еще смотрю на фото незнакомого человека. Кто он? Почему у меня стойкое ощущение неправильности, какой-то ущербности ситуации, нелогичности и обмана? Почему мне кажется, будто я его где-то видела? Кто этот незнакомец на фото? Может, один из папиных знакомых по работе? Или кто-то из преподавателей университета, где мы часто проводили репетиции?
Наконец, вытаращиваюсь на протянутую следователем страницу, еще не до конца понимая, о чем он говорит. Меня больше занимает то, что память упрямо сопротивляется и не отвечает мне. Кто этот человек на фото?
– Виктория, вы уверены, что все помните?
– Конечно, – и здесь я натыкаюсь взглядом на слегка размытую печать: «Зарегистрирован брак с…»
Меня корчит от судороги в бедре. В горле комом застывают непонимание и ужас. Я отталкиваю руку следователя и мямлю, что это ошибка.
– Это не мой. Я не замужем, я же сказала.
Николай Владимирович демонстративно переворачивает страницы и тычет пальцем в лицевую.
Хочется отпихнуть его, но застываю. На меня глядит рыжая, скорее, с медными волосами, девушка. Я.
Опускаю взгляд, шарю глазами по бумаге. Крылова Виктория Сергеевна, 1986 год рождения, дата – совпадает с моей и ниже… моя подпись.
Отбрасываю в сторону фотку незнакомца, выдергиваю документ из пальцев следователя и судорожно листаю к штампу о браке.
Читаю вслух:
– Зарегистрирован брак с Вольным Марком Власовичем, пятое августа две тысячи тринадцатый год. Что? Три года назад? Ересь! Этого просто не может быть, – я истерически смеюсь. Гляжу на мужчину, и моя улыбка сникает, наткнувшись на его тяжелый взгляд. Ну, разыграли! Хорошо. Что дальше? Какой в этом смысл? Но Николай Владимирович не отводит взгляд, серьезно смотрит на меня и качает головой, словно ставит диагноз – «слабоумие». Глотаю слюну и выдавливаю, – просто, я… такое бы запомнила.
– Конечно, но сейчас, видимо, не все так просто.
– Как это? – меня мутит. Хочется сложится пополам, скрутиться под одеялком и очнуться в своей квартире. Ведь это же сон?
– Вика, у меня последний вопрос, – жестко чеканит Николай Владимирович.
Я готовлюсь к очередному моральному удару.
Не хочу больше вопросов, ничего не хочу. Хочу в зал, хочу надеть пуанты и танцевать. Пока не сотру чертовы пальцы в кровь, пока голень не сведет так, что идти домой придется, согнувшись, как старуха. Пока тело не выплеснет столько пота, что, кажется, стоит коснуться, и рассыплюсь в труху от потери влаги. Хочу домой, хочу в ту жизнь: привычную и теплую. К родным и близким. Они так нужны сейчас. Где они? Верните их!..
Ну, кроме одного персонажа. Его не надо.
В палату врывается несколько человек. Все в белом. Один из них – краснощекий врач средних лет – уверенно проходит