Принимая во внимание. Станислав Рем
хор:
Аквамариновую груду
Разрубит солнечный топор.
Пока же шестик беспощадный
Лёд режет, точно каравай,
Глотая резкий воздух жадно
Китаец мчит «тяни – толкай».
– А что такое, «тяни-толкай»? – поинтересовался Мишка.
Дядя Саша ответил, что не знает. А меня заинтересовало другое.
– А чьи стихи? – воскресный день близился к вечеру, похолодало. Пиво слегка дурманило голову. Стихи казались некоей туманной реальностью.
– Не помню. Одного из наших доморощенных, амурских поэтов, то ли тридцатых годов, то ли сороковых. – Дядя Саша с деланной искренностью выдохнул последние слова, но я то знал, он сказал неправду. Потому, как эти строки мне довелось слышать раньше, в Москве. Из уст папы. И, как я помнил, они принадлежали не амурскому поэту. А харбинскому. Дядя Саша преподавал литературу, и такие мелочи, как имя поэта, чьи строки ему так нравились, должен был помнить.
Сначала меня охватила обида от того, что он от меня что-то скрывает. Но пока мы шли по 50 – лет, потом перешли мост, через загаженную, заваленную мусором, Бурхановку, зашли в молочный магазин, отстояли очередь за сметаной и творогом, я поменял и мнение и настроение. В конце концов, почему дядя Саша должен мне о себе рассказывать? Его жизнь – это его жизнь. И я не имею права в неё вгрызаться со своим любопытством. Если захочет, сам, когда – нибудь, откроется. А соврал? Так это, скорее всего, своеобразная форма защиты личного, о котором старик не хотел никому говорить. По крайней мере, сейчас. Нечто такое, что живёт в нём постоянно. И, может так статься, держит его в этом мире. Каждый из нас имеет своё «ТАКОЕ». О котором молчит, потому, что ТО его, и только его. И никто не имеет права лезть в душу, тем более, ковыряться в ней. Может, я сейчас пишу нервно, неточно оформляю мысли, но пишу о том, что чувствую. И что почувствовал, когда мы три часа назад шли из бани.
Помнится, мы, некоторое время, шли молча. А потом, в один момент, я не сдержался и спросил:
– Дядя Саша, а вы в Китае бывали?
– С чего это вдруг тебя заинтересовало? – откликнулся он.
– Да так. Всё-таки, столько лет живёте на границе. Рядом с Китаем. А что такое «тяни-толкай» не знаете.
– Ну и что? – Александр Олегович в тот миг улыбнулся. – Есть москвичи, которые понятия не имеют, где находится Собор Василия Блаженного. И ничего, живут. Для них главное знать, где расположен ГУМ. А стихотворение… Может, автор придумал своё слово. Как Маяковский. Для рифмы. А может, действительно когда-то было нечто такое, что нужно было толкать, вроде санок. Не знаю. В Китае то побывать мне не удалось. Когда имелась возможность, случая не выпадало. А теперь нет ни случая, ни возможности.
– Да ладно вам. – Вмешался в разговор Мишка. Глаза его блестели: пока мы стояли за молоком, он успел сгонять на автобусе на Высокую, за чекушкой. – Что там, в том Китае, интересного? Посмотришь на тот берег, так с души воротит: и как люди могут так жить? Не жизнь, а выживание. Полная голодуха. В Китае интересно было бы побывать лет, эдак, сто назад. А