Свет венца. Станислав Рем
пальцев, постучал в дверь:
– Откройте, пожалуйста! Мы из ЧК. Я у вас сегодня уже был.
Бокий усмехнулся: будь на месте старика Доронин, тот бы грохнул кулачищем в косяк, после чего, не спрашивая, рванул дверь на себя. Власть.
Створки распахнулись. На пороге стояла старушка, божий одуванчик. Ручки на груди, в глазах испуг.
– Проходите, проходите… Ой, что ж будет, что ж будет? – Стонала женщина, провожая гостей в столовую. – Как жешь оно то после… И куда нам теперь? Старик то у меня совсем хворый, прислуга распоясалась… Времечко..
– Простите, как ваше имя – отчество? – Глеб Иванович прошёл в залу, одновременно, столовую, вытянул из-за круглого стола стул, присел на него. Огляделся. Да, богато жил товарищ Урицкий. И хрусталь в буфете, и часы башенные в углу, и стулья мягкие. Камин в углу. Золотые, по нонешним временам, дровишки колодцем сложены. И хозяйка дома при параде: чистенькая, в фартучке, белом, накрахмаленном. Ты погляди, на что картошку переводил Моисей Соломонович, в голодном то Питере[8].
– Арина Спиридоновна.
– Так вот, Арина Спиридоновна, о том, как с вами будет дальше, поговорим позже. В беде не оставим. А, пока, расскажите нам вот об этом молодом человеке.
Бокий извлёк и кармана пиджака фото Канегиссера, протянул хозяйке дома.
– Вы подтверждаете, что узнали именно этого человека, когда вам сегодня предъявил фотографию наш сотрудник?
Женщина всхлипнула.
– Они… Они приезжали к Моисею Соломоновичу.
– Хорошо. – Глеб Иванович вытянул из кармана второе фото. – А этот юноша бывал в вашем доме?
Старушка взяла фото Перельцвейга. Руки задрожали.
– Володя… Володенька…
Из глаз брызнули слёзы.
– Насколько я понимаю, вы знакомы с этим молодым человеком?
– Да, это Сельбрицкий Владимир Борисович, друг Леонида Акимовича.
– Скажите, кто первым посетил дом товарища Урицкого? Канегиссер или его друг?
– Первым у нас побывали Леонид Акимович. – Старушка успокоилась, а потому отвечала внятно, чётко. – А Владимира Борисовича они привели по лету. После Моисей Соломонович подружились с Владимиром Борисовичем. Тот часто оставался у нас ночевать. Пока… – Морщинистая рука прижалась ко рту. – Пока его не расстреляли. Десять дён тому.
– Моисей Соломонович сильно переживал смерть друга? – Прозвучал за спиной Бокия голос Озеровского.
– Очень. – Женщина смахнула слезу со щеки. – Перестал есть. Два раза напился. Да так, что на ногах не стоял. Чуть не отравился.
– Леонид Акимович в те дни бывал в вашем доме? – Продолжал допрос Аристарх Викентьевич.
– Приезжали. Один раз, дён пять назад. Поздно. Ночью. Кричали, очень кричали друг на друга там, – рука указала в потолок, – в кабинете Моисея Соломоновича. После Леонид Акимович выбежали, крикнули, что ненавидят Моисея Соломоновича, и убежали. Больше их не было.
– Скажите, непосредственно
В те времена, если не было никакой возможности приобрести крахмал в магазине, его изготавливали в домашних условиях из картофеля.