Большая Полянка. Прогулки по старой Москве. Алексей Геннадиевич Митрофанов
Вышло, что в чулане спрятаны были разные съестные припасы. Я к неизъяснимому утешению тотчас отыскал тут изюм и винные ягоды и наелся вдоволь. Между тем ощупал я штоф, откупорил его, полизал горлышко, нашел его сладким, попробовал из него хлебнуть, мне это понравилось. Несколько раз повторил свое испытание и вскоре повалился без чувств. Между тем матушка приехала. Учитель рассказал ей мою проказу и с нею отправился в чулан. Будят меня, что же? Встаю, шатаясь, бледный, на полу разбитый штоф, от меня несет водкой… Матушка ахнула… На другой день просыпаюсь поздно, с головной болию, смутно вспоминая вчерашнее, гляжу в окно и вижу, что на повозку громоздят пожитки моего учителя. Няня моя объяснила мне, что матушка прогнала его затем-де, что он вечор запер меня в чулан».
* * *
Судьба храма Косьмы и Дамиана была более чем грустной. Один из современников, историк И. Шитц записал в дневнике: «Разломали колокольню ц. Косьмы и Дамиана в самом начале Полянки. Здание церкви подо что-то „приспособили“. Иконостас, помнится, „барочный“, с виноградом, продали было, говорят, за 17 000 руб. за границу. Представитель Главнауки решил как-то зайти посмотреть в последний раз на произведение старого русского мастерства, чуть ли не собирался сфотографировать его, – и ахнул: иконостас исчез. Оказывается, приезжало ГПУ и решило „использовать“ золото иконостаса. Для этого его весь сожгли – и добыли золота на 7000 рублей».
А затем и саму церковь взорвали.
Обычное, в общем-то, дело.
Замоскворецкая больница
Главные корпуса Иверской общины сестер милосердия (Большая Полянка, 20) построены в 1912 году по проекту архитектора Д. Челищева.
Это лечебное благотворительное учреждение патронировалось генерал-губернатором нашего города Великим князем Сергеем Михайловичем и его женой Елизаветой Федоровной. Милосердие – так милосердие.
Притом благотворительность имела место только со стороны патронов, относящихся к царской фамилии. Простые санитарки, медицинские сестрички и сиделки получали выгоду тройную. Принимались сюда женщины от 20 до 40 лет. Им платили жалование, пусть и небольшое – от 2 до 5 рублей в месяц. Содержались они здесь на всем готовом. И, что самое существенное, дамы получали здесь образование – профессии их обучали с нуля.
Естественно, проблемы с персоналом были незнакомы содержателям общины.
Здесь, кстати, сестрой милосердия работала мать поэтессы Марины Цветаевой. Анастасия Цветаева припоминала подробности детства: «И были мирные часы сидения возле мамы, читавшей томики немецких стихов или разбиравшей лекарства, взвешивавшей их на крошечных весах с роговыми чашечками (мама страстно интересовалась медициной…). Пустые пузырьки (из-под лекарств) с заостренным носиком сбоку – чтобы капать, круглые и овальные коробочки с узором цветочков, аккуратные и изящные веера рецептов, гофрированные зонтики