Сент-Ронанские воды. Вальтер Скотт
отсутствием собственной догадки, подтягивали хором:
– Кто же, кто же это?
Винный клуб, куда входили самые избранные и самые стойкие приверженцы сквайра Моубрея и баронета, джентльмены, коим не под силу отказаться от бутылки кларета, чтобы приберечь ее для завтрашней пирушки, и коим нет никакого дела до вышеупомянутых изящных искусств, – этот Винный клуб тоже ухитрился на свой манер заинтересоваться художником.
– Знаете, баронетик, – говорил сквайр, – это тот самый малый, которого мы с вами видели внизу, у Ивовой заводи, в субботу. Он одет довольно порядочно и забросил двенадцатифутовую леску одной рукой – наживка упала на воду легче пушинки.
– Уф! – словно пес в слишком тесном ошейнике, выдохнул в ответ собеседник.
– Мы еще видели, как он вытащил лосося, – продолжал Моубрей. – Помните, отличная была рыбина, с отметинами на жабрах, весом, пожалуй, фунтов на восемнадцать.
– Шестнадцать, – со всеми признаками удушья проворчал сэр Бинго.
– Вранье, Бинг, – заявил его приятель. – Восемнадцать, а не шестнадцать!
– Нет, шестнадцать, черт побери! – каркнул баронет.
– Поспорим на дюжину бутылок с голубой печатью для всей компании? – предложил сквайр.
– Нет, будь я проклят! – прохрипел баронет. – Только для наших.
– Идет! – промолвил сквайр.
– Идет! – ответствовал баронет, и оба вытащили красные записные книжки.
– Кто же будет судьею в споре? – спросил сквайр. – Сам великий поэт, я полагаю? Его ведь собираются пригласить сюда. Впрочем, наши кривляки ему, наверно, придутся не по нутру.
– Сам напишу ему, Джон Моубрей! – сказал сэр Бинго.
– Это вы-то, баронет? Вы напишете? Черт побери, меня не надуешь! Где вам! – усомнился сквайр.
– Напишу! – прорычал сэр Бинго более членораздельно, чем обычно.
– Да ведь вы не умеете! – заявил Моубрей. – Кроме тех прописей, за которые вас секли в школе, вы во всю свою жизнь не написали ни строчки.
– Умею и напишу! – сказал сэр Бинго. – Два против одного – напишу!
На этом дело остановилось, так как комитет приступил к бурному обсуждению наиболее приличного способа вступить в сношения с таинственным незнакомцем, и мистер Уинтерблоссом своим когда-то звучным, а теперь, на старости лет, весьма пискливым голосом уже взывал к собравшимся: «К порядку! К порядку!» Оба героя вынуждены были умолкнуть и, навалившись локтями на стол, могли лишь кашлем и зевотой выражать свое равнодушие к обсуждаемому предмету. Все прочие спорили так, словно дело шло о жизни и смерти.
– Необходимой подготовкой к приглашению, – высказалась леди Пенелопа Пенфезер, – должен стать визит, который от лица всех нас нанесет художнику кто-нибудь из джентльменов – например, мистер Уинтерблоссом, если он согласится взять на себя этот труд.
Мистер Уинтерблоссом выразил свое полное согласие с мнением миледи: он, конечно, рад был бы представлять общество, собравшееся на Сент-Ронанских водах. Однако, идя к художнику, надо подняться на холм. Миледи известно, что подагра,